Приведешка опять увязалась за мной, когда я ехал на стрельбище. Фактически это был настоящий стрелковый клуб, где была и возможность тренироваться в стрельбе из пистолета, но тогда меня интересовало только длинноствольное оружие и только двадцать второго калибра. Это все равно, что родиться заново.
Как у большинства детей, которые родились на ферме, первое подаренное мне ружье было одностволкой двадцать второго калибра, такой же, как Аншютц который покоился сейчас за сиденьем в роскошном мягком футляре. Ну, может быть, не совсем такой же. В те времена маленькое старенькое ружьецо фирмы Айвер Джонсон, подаренное мне в день рождения, обошлось моему отцу в семнадцать баксов на распродаже подержанных вещей.
Аншютц, купленный абсолютно новым у восточного торговца, облегчил мой кошелек на добрые семьсот. Это особенное ружье, для особой стрельбы.
Все это придумали, мне кажется, мексиканцы и назвали Силуэтас Металикас. Они придумали мишени в виде силуэтов, сделанные из толстой листовой стали, галлинас, хавелинас, гвахалотес и боррегос, причем стрельба велась с расстояния от двухсот до пятисот метров. Смысл был в том, что, стоя на ногах, как человек, а не валяясь на брюхе, как червяк, - самая серьезная стрельба по мишеням ведется из этого положения, оно самое устойчивое, - вы пытаетесь сшибить всех этих тяжелых стальных кур, кабанов, индеек и овец, потратив не более одного выстрела на мишень из вашего обыкновенного охотничьего ружья. Это был необычный спорт, он захватывал, и весьма скоро понадобилось специальное снаряжение и возникло несколько разновидностей, включая стрельбу из одноствольных ружей двадцать второго калибра по небольшим мишеням с небольшого расстояния.
В общем-то не так уж сложно научиться стрелять по мишеням. У моего Аншютца был специальный спусковой механизм со сдвоенным спуском, гораздо более мягкий, чем тот, к которому я привык. К тому же моя черепушка серьезно пострадала во время последнего задания, и мне пришлось изрядно поваляться в больнице. Я провел некоторое время в нашем центре подготовки и восстановления, который мы называем Ранчо, где со мной возились, пока я не начал ходить; но, как только я оклемался достаточно, чтобы снова взять в руки пистолет и винтовку и начал тренироваться в стрельбе, чтобы поскорее избавиться от нянек и докторов, я понял, что нервы у меня все еще разболтаны и способность к концентрации никуда не годится. И эта стрельба с рук (как мы на своем жаргоне называем стрельбу стоя) по малюсеньким мишеням с большого расстояния из ружья, которое звуком выстрела или отдачей вряд ли могло вредить моим нервам или заживающим ранам, - это было для меня именно то, что нужно.
Если бы только не Приведешки. Приведешки мне вовсе были не нужны. За эти недели я засек четырех. Тот, кто составлял мне компанию сегодня, была Приведешка номер три, - я нумеровал их в том порядке, в котором обнаруживал, - единственная особь женского пола в их команде, крепкая, темноволосая дама лет двадцати с лишним, в костюме подростка - порванная футболка и выцветшие джинсы в обтяжку, вытертые на коленях чуть ли не до дыр. "Вольво", который она вела, был, наверное, привезен из Скандинавии Лейфом Эриксоном еще веке в десятом. Это был ее имидж сегодня. На прошлой неделе она была шикарно и со вкусом одетой блондинкой в бежевом брючном костюме за рулем сверкающего голубого БМВ.
Миссис Приведешка была все еще далеко, когда я свернул с трассы на сельскую дорогу, посыпанную гравием. День был ясный, и я хорошо видел шлейф пыли, который оставлял ее доисторический "вольво". Однако скоро пыль рассеялась, и я понял, что она свернула к свалке. В наше двуличное время она, может быть, называется зоной размещения асанитарных продуктов, но я старомоден, и для меня это все равно свалка.
Если она поехала по их обычному маршруту, - я несколько раз в неделю приезжал на безлюдное или почти безлюдное ранчо, и через некоторое время они разработали схему наблюдения, - она остановится там, возможно, оставит заднюю дверь фургона открытой, как будто она только что выбросила из машины всякий хлам. Потом она пройдет ярдов сто и поднимется на маленький холм, с которого хорошо видны площадки клуба. Оттуда она сможет наблюдать за моими успехами в бинокль и, видя, что я собрался уходить, вовремя вернется к машине, чтобы снова привязаться ко мне по дороге.
Когда я подъехал, на стоянке возле клуба уже стояло восемь или десять машин, включая микроавтобусы и пикапы. Я достал ружье и все принадлежности из машины, положил все на один из столов позади линии огня и пошел отметиться к парню, которого звали Джек. Он сказал мне, что стрелять я буду в паре с Марком, вторым номером, что значило, что Марк стреляет две серии по пять выстрелов первым, а я подсчитываю его очки, а потом он, пока я стреляю, ведет счет моим.
Сегодня нас с Марком поставили на свиней, простите, хавелинас, с шестидесяти метров, потом индейки с семидесяти семи, овечки со ста и, наконец, куры с сорока. Чтобы вы поняли, насколько точно нужно стрелять, я скажу вам, что овечки длиной всего в шесть дюймов, а остальные мишени с соответствующего расстояния кажутся все примерно одного размера. Смогли бы вы попасть, стреляя стоя, в плюшевого барана на Другом конце футбольного поля?
![Будни контрразведчика [иллюстрации]](/storage/book-covers/c2/c2a004fe8bf379ad9e00381bb3966b9dd3601c4c.jpg)
