Глава 1. Про беду и дорогу
Когда она собиралась, торопливо, впопыхах, сестра, с явной претензией, спросила:
– Какого черта ты туда едешь?!
– Конечно, надо ехать, – торопила мама, – беда-то какая! Езжай. Ни о чем не волнуйся. За Андрюшей мы присмотрим.
– Какое тебе дело до отца этого ублюдка? – негодовала сестра.
– Его отец – Андрюшкин дед, – возражала Наталья.
– Тебя поманили, ты и побежала. Как шавка.
– О чем ты, Таня? Горе у людей. Не чужие же. Если никто никому помогать не будет, – Наталья не выдержала, – все и станут злющими. Как ты!
– Делай что хочешь, раз тебе на себя наплевать, – и сестра швырнула трубку.
Пробираясь по вечерним пробкам, Наталья думала, что, конечно, время выбрано неудачно. Лучше было бы выспаться и со спокойной душой ехать завтра – все равно к вечеру была бы уже на месте.
Но не сиделось. Вспоминая слова сестры, размышляла, как по-разному отнеслись близкие к тому, что случилось в ее жизни несколькими месяцами раньше.
Сперва, конечно, девчонкам на работе рассказала. С утра пораньше. Всю дорогу держалась, а в конторе как разревелась…
Стали спрашивать, она и выдала:
– Гена ушел. Другая у него.
– Вот сволочь, – шарахнула папкой по столу Маринка, – я бы таких кастрировала!..
Она вспомнила, как повстречала Маринку. Наталья тогда только устроилась на работу и шла по коридору за кадровиком. Впереди шагала блондинка в убийственном мини и ярко-зеленом топе, не скрывавшем роскошных форм. Дева, цокая каблуками, свернула в кабинет за номером 205.
– Только не двести пятый, пожалуйста, – шептала Наталья.
Кадровик распахнул перед ней дверь комнаты 205.
Ее окатило перезвоном мобильников, шумом улицы из распахнутого окна, бурчанием ксерокса; параллельно кипел скандал: огромный детина с распаренной мордой ругался с давешней блондинкой из-за какого-то договора.
– Милые дамы, разрешите представить, – начал кадровик.
Но его не слышали. Еще одна мадам, глядя в монитор ореховыми глазами, заорала через весь кабинет:
– Юль, какое назначение платежа клацать?
– Чтоб вы подавились! В том числе НДС, – донеслось из угла, где, не поднимая головы, стучала по клавиатуре еще одна будущая коллега.
– Подожди! Я тебе еще не все сказала, – рычала блондинка в спину улепетывающего верзилы.
Вот попала, пронеслось в голове. Что же они все так орут?!
Вопреки опасениям, обитательницы двести пятого оказались нормальными, душевными барышнями. Быстро сдружились.
Немудрено, если честно: так уж Наташка была устроена, что умела подстраивать под себя любое пространство.
На новом месте чуток передвинула стол, повесила яркий календарь, поставила семейные фотки – стало веселее.
Девчонкам, с их вечной диетой, пришлись по вкусу Наташины пирожки.
В конторе теперь пахло выпечкой и мандаринами – таскать из дома вкусненькое с ее приходом вошло в традицию.
Реанимировала офисные цветы – негодяйки их чуть не сгубили, сливая под корни остывший кофе. Неделька-другая – и на новом месте стало хорошо и уютно – так, как она любила.
Свет фар впереди, сзади, сбоку – куда не кинь взгляд. Пробка, ежевечерний городской пейзаж. Ну, раз уж собралась – деваться некуда. Стой, как все.
Муж рассказал ей все сам. Столько лет прожили вместе, вот и привыкли делиться. Выдал, а потом в глаза заглянул:
– Что мы теперь будем делать?
Красиво сыграно, думалось позже, когда отревела свое. Хороший ход, честный. Ничего от жены не утаил. Семью сберечь хочет.
И выбор у нее теперь небогат: закрыть глаза на то, что происходит, и тем самым выдать карт-бланш на походы дальнейшие.
Или отрезать. Расстаться, и быть виновной в том, что ребенок растет без отца.
Потому что сыну сказано будет – так мама решила. А я не хотел.
Красиво. Со всех сторон.
Разбежались не сразу. Пытаясь хранить видимость отношений, несколько месяцев жили под одной крышей. Хотя, что могло быть нелепей – изображать семью, чтоб не травмировать сына. И уик-эндовая эта пытка, с совместным походом по магазинам и в кино. Чтобы все, как у людей. Боже, как было больно!
На Генку словно надели стеклянную банку. Невозможно достучаться – он ее не слышал. Не действовали никакие доводы. Твердил словами чужими:
– Отпусти меня. Я тебя не люблю. Это привычка. Между нами давно все кончилось.
Так он не говорил никогда, и было у Натальи чувство, будто за него говорит кто-то другой.
Она вставала ночью, садилась в машину и рулила, давая волю слезам, с тем, чтоб найти себя утром на кольцевой в районе Кронштадта. Струна натягивалась, и, как ни крути, должна была лопнуть.
Лопнула. Муж собрал вещи и ушел.
«Поживем отдельно» – мягкая формулировка взрослых, которые все понимают.
Дети честнее. Андрюха, уйдя к себе, долго переваривал новости, а выйдя, спросил:
– Ма, а зачем ты ему ключ оставила? Это наш дом. Пусть звонит, если хочет зайти.
И нельзя ведь сказать, что ударило, как гром среди ясного неба. Но прежде Наталья замечать не хотела блестящих мужниных глаз.
А ведь были звоночки. Такое чувство, что он нарочно прокалывался. Играл в шпионов: бросал телефон с пикнувшей смс-кой, краснел ушами.
![Воровская яма [Cборник]](/storage/book-covers/08/086ec5131cfee1e9284b895205abfa019c8ddf36.jpg)
