Было больно. Очень. Всё тело ломило так, будто бы в нём не осталось ни единой целой кости. Даже дышать удавалось с трудом. Голова раскалывалась, мысли плыли, не позволяя толком осознать, что вообще происходит.
Холод.
Мне холодно. Почему? Я забыла закрыть окно? Ох, нет, какое окно! Я же уехала на дачу — переживать полнолуние и… кхм… течку (хорошенькое совпадение, ничего не скажешь). Тогда почему? Забыла застегнуть спальный мешок? Не может быть, я точно помню, как… Нет, стоп. Это было прошлой ночью. Ох, какая каша в голове…
Двигаться было больно (да и не слишком-то хотелось), но я всё же переборола себя и подняла веки. Небо. Такое красивое, розовато-лиловое, с предрассветной золотинкой. Я помню, как летом мы с дедушкой каждый день…
А где палатка? Она должна быть! Где? Куда подевалась? Не могла же я лечь прямо на траву прямо посреди леса! И что это за запах?..
Кровь!
Снова переборов боль, я подняла руки — все ногти перепачканы красным! Что произошло?! Неужели мой зверь кому-то навредил? Нет, быть того не может! Я ушла достаточно далеко! Здесь не должно быть ни единого человека! Что случилось?!
Забыв про боль, я резко села, тяжело дыша. Внутри всё похолодело от страха, мысли снова начали путаться. Но, как и всегда бывало в такие моменты, в голове сам собой зазвучал голос деда, чётко отдающий команды.
«Тихо. Отставить панику. Что ты помнишь? Что было раньше?»
Раньше… Почему-то, первой на ум пришла работа. А вернее тот грандиозный скандал, устроенный Крокодилом (это мы так ласково называем нового шефа между собой) из-за того, что Лена явилась в офис в «абсолютно непристойном виде» да ещё и с опозданием. Правда, было оно на шесть минут, а вся «непристойность» заключалась в случайно расстегнувшейся верхней пуговице на блузке. Но Багров свирепствовал так, словно он был столетним монахом, сторожащим церковный пансион для благородных девиц, в который Ленка посмела явиться в нижнем белье и чулках в сеточку. А ведь, по сути, далеко не старик — ещё и сорока нет. Может, в семье что-то случилось. Ну или перед полнолунием обострение. Нет, это вовсе не смахивает на ПМС. Ни капельки. Фу, Настя. Фу. Нельзя так думать о начальстве.
Потом мы всем этажом утешали Ленку. Шёпотом. Передвигаясь исключительно на цыпочках. Особенно женщины — не дай-то боже Крокодил Константинович (или Александр Крокодилович?) услышит слишком громкий стук каблуков, и тогда… даже представить страшно, какие санкции грозят провинившимся.
Днём… ох, опять голова заболела… так… ах да. Днём мы с Крокодилом поехали на очередную деловую встречу (с Королёвым. Или Коровенко?.. Ох-ох-ох, голова, не боли…). Слава всем богам и демонам, у меня, в отличие от несчастной Лены, блузка была застёгнута под горло — плавали, знаем. Один раз я тоже так обожглась, и теперь просто-напросто всегда ношу с собой зеркало. Не дай-то боже, что-то расстегнётся, собьётся или запачкается! Как же тогда Багров сможет встречаться с партнёрами? Ведь я не просто его помощница, я — его лицо… И так далее, и тому подобное.
Потом… потом… после встречи… она длилась долго, до вечера… так… Перед уходом я напомнила, что, начиная с завтрашней ночи, луна будет очень красивой — тонкий намёк, что мне, как всегда, нужны три дня выходных. Шеф только угукнул, не отрывая взгляда от монитора — о моих «особенностях» он прекрасно знал. Да что там, Александр Константинович и сам был оборотнем. Правда, каким-то странным. Наверно, деревянным. Или вовсе железным. То есть, на него луна будто бы не влияла вообще. Совершенно. Он всегда в работе. И на работе. Приходит раньше всех, уходит позже всех. Отпуска, разумеется, тоже для слабаков. А иногда и выходные. И всё это притом, что зверь в нём чувствовался даже, когда Александр Константинович сидел у себя, а я была в коридоре.
Ох, да бог ты с ним!.. Потом дорога. Дача. Весенний лес. И потрясающее, ни с чем не сравнимое чувство свободы. Даже нет, не так. Воли. Настоящей, подлинной, первозданной. Здесь не было ни города, ни работы, ни строжайшего расписания, ни намертво застёгнутых пуговиц. Здесь днём можно всё обследовать, обнюхать, набегаться. Сполна насладиться азартом охоты и сладостью заслуженной добычи. А ночью… О, полнолунная ночь — время совершенно особенное. Грань между человеком и зверем становится такой тонкой, что почти исчезает. Уже нет меня и моей волчицы, нет нас. Есть только она. Та, что в лунном беспамятстве мчится по лесу, истово желая… догнать? найти? что? кого? Но вокруг ни души, вокруг только пряная весна и пьяная луна, которые лишь растравляют это желание сильнее, гонят всё дальше, лишают сна, заставляя её выть, просить, звать…
Это мучает, так мучает, тревожит. И одновременно… волнует. Возбуждает. Томит.
Но… что же было дальше? После? Неужели, я кого-то встретила? Напала? Нет-нет-нет! Это…
Стон. Совсем рядом.
Вздрогнув, я повернула голову.
И чуть ни закричала.
Рядом со мной, на груде брезента, которая, видимо, и была потерянной палаткой, лежал Александр Багров! Мой шеф! Спина в кровоподтёках, весь растрёпанный… и абсолютно голый!
Волна жгучего стыда прошлась по всему телу, мигом прогоняя холод. А я… я тоже голая!
