Ошибки, как сор, плывут по волне,
А жемчуг ищут на глубине.
Джон Драйден.
Корабль, который в глазах Генри Эрдманна выглядел бы чем угодно, только не кораблем, мчался меж звезд, двигаясь по упорядоченной схеме событийных флюктуации вакуума В области пространства протяженностью в несколько световых лет спонтанно возникала субатомная частица, существовала в течение каких-то наносекунд и исчезала Фазовые переходы разрывали космос, а затем перестраивали его по мере продвижения корабля Генри, доведись ему каким-то образом оказаться в ледяных глубинах пространства, на пути следования корабля, мгновенно умер бы от регулярных, сложно структурированных вспышек мощного излучения, не успев насладиться их мерцающей красотой.
Внезапно корабль прекратил продвижение.
Вспышки излучения усилились, их рисунок стал еще более сложным Затем корабль резко изменил направление. Он ускорялся, преобразуя в своем поступательном движении и пространство, и время, а затем заглаживая искажения в фарватерном следе. Необходимость гнала корабль вперед.
Где-то очень далеко нечто отчаянно боролось за то, чтобы родиться.
Генри Эрдманн стоял перед зеркалом в своей крошечной спальне, пытаясь завязать галстук одной рукой. Другой он судорожно цеплялся за перекладину ходунков. Ходунки — штука не шибко устойчивая, и узел вышел корявым. Генри распустил его и начал процесс заново Керри скоро придет.
Он всегда повязывал галстук, отправляясь в колледж. Пускай студенты — и даже аспиранты — являются на занятия в драных джинсах и теннисках с непристойными рисунками и надписями, пускай они заводят на головах космы, видом своим напоминающие, что здесь кишат крысы. Даже девицы. Студенты — это студенты, и Генри никогда не считал их неопрятность выражением неуважения, как это делали многие другие обитатели Дома престарелых Святого Себастьяна. Временами Генри это даже забавляло, хотя веселье мешалось с печалью. Неужели эти будущие физики, интеллигентные и одаренные, не понимали, насколько эфемерны их красота и молодость? Зачем они стараются выглядеть столь отталкивающе, если скоро, очень скоро настанут времена, когда для этого не надо будет прилагать никаких усилий и у них не останется никакого другого выбора?
На этот раз он смог завязать узел. Не безукоризненно, конечно, — непростая все же операция, одной-то рукой, — но для правительственной службы сойдет. Генри улыбнулся. В свое время, когда он с коллегами работал на правительство, только безукоризненно выполненная работа считалась приемлемой. Атомную бомбу можно было создать, только так относясь к делу. У Генри до сих пор в ушах звучал голос старины Оппи,[1] провозглашающего, что планы для «Айви Майк»[2] были «технически прелестными». Разумеется, это было до того, как…
Стук в дверь и свежий, юный голос Керри:
— Доктор Эрдманн! Вы готовы?
Она всегда именовала его уважительно, не забывая произнести титул. Не то что некоторые сиделки и ассистентки. «Как у нас нынче дела, Хэнк?» — так к нему вчера обратилась эта блондинка с избыточным весом. А когда он очень сдержанно ответил: «Не знаю, как у вас, мадам, но у меня все в порядке, спасибо», она лишь рассмеялась. Генри так и слышал, как она говорит какой-нибудь из этих своих ужасных коллег: «Это старичье просто помешано на формальностях — так прикольно!». Никогда в жизни никто не называл его Хэнком.
— Уже иду, Керри.
Генри ухватился за ходунки обеими руками и принялся дюйм за дюймом продвигаться вперед — цок, цок, цок. Звук был громкий и отчетливый даже на ковровом покрытии. Письменные работы его студентов лежали на столе около двери. На этой неделе Генри нагрузил своих учеников действительно трудными задачами, и один только Холдейн смог решить все. Многообещающий паренек. Гибкий, подвижный ум. но и строгий в то же время. В 52-м он вполне мог бы участвовать в «Проекте Айви», помогая Теллеру и Уламу разрабатывать водородную бомбу.
Что-то произошло в голове Генри, как раз когда он находился посреди гостиной своей крошечной квартирки в Доме престарелых Святого Себастьяна.
Он замер, пораженный. Это ощущалось, как нащупывающее прикосновение, призрачный палец внутри его мозга. Изумление тут же переросло в страх. Неужто с ним приключился удар? Когда тебе девяносто, все возможно. Но чувствовал он себя отлично, гораздо лучше, чем несколько дней назад…
— Доктор Эрдманн?
— Я здесь, — Генри проковылял к двери и открыл ее. На Керри был вишнево-красный свитер, к шляпке прицепился опавший оранжевый лист, а глаза прикрывали большие солнцезащитные очки. Приятная девушка с гладкой кожей и бронзовой шевелюрой, такая… светящаяся. А на улице моросит дождик. Генри протянул руку и осторожно снял очки с ее носа. Подбитый левый глаз Керри совершенно заплыл, так что ни радужки, ни зрачка не было видно.
— Ну, ублюдок! — с чувством произнес Генри.
«А вот Генри и Керри идут через холл к лифту», — подумала Эвелин Кренчнотид. Она помахала им, не вставая с кресла, дверь ее комнаты была, как обычно, широко раскрыта, но эти двое, занятые беседой, ее не заметили. Она попыталась подслушать разговор, но тут как раз послышался рев очередного самолета, взлетающего с летного поля аэропорта. Маршрут этих докучливых воздушных машин проходил слишком близко к Св. Себастьяну! А с другой стороны, если бы не данное обстоятельство, жилье в этом районе стоило бы гораздо дороже и Эвелин не смогла бы здесь поселиться. Надо всегда видеть светлую сторону вещей!
