Фантастическая повесть
Имя моего деда Серафима Васильевича Пятизайцева (1947-2008) известно всем. Во многих городах нашей планеты ему воздвигнуты памятники, о нем написана не одна книга. Теперь, когда близится столетие со дня его кончины, настало время опубликовать и то, что он сам о себе написал.
Все знают, что Серафим Пятизайцев умер в полной безвестности. Всемирная слава осенила его посмертно, когда в архиве давно ликвидированного ИРОДа (Института Рациональной Организации Досуга) были случайно обнаружены чертежи его гениального изобретения и пояснительная записка к ним. Что касается данной рукописи, то она хранилась у нас дома. Моя бабушка Анастасия Петровна Пятизайцева, намного пережившая своего мужа, была против публикации его автобиографического произведения, ибо считала, что это может бросить тень на нее лично и — главное — исказить у публики представление о ее муже. Ведь уже при ее вдовьей жизни СТРАХОГОН был пущен в массовое производство, и об его изобретателе начали восторженно писать поэты, писатели и журналисты. Что касается моей матери Татьяны Серафимовны Пятизайцевой, то она тоже считала, что рукопись отца не преумножит его славы. Бабушки моей нет в живых, матери — тоже. А я на старости лет решила опубликовать исповедь своего деда — и тем самым выполнить его давнее желание. Ибо это произведение писалось им явно не для дома, а для мира, не для семейного архива, а для печати. Знаю, у многих землян при чтении «Небесного подкидыша» возникнет чувство обидного изумления — и даже негодования. Ведь в бесчисленных произведениях поэтов и писателей дед мой трактуется как человек сказочной отваги. По их убеждению, именно врожденная храбрость натолкнула его на открытие Формулы Бесстрашия. Всем известны строки поэта Некукуева: «Герой поделился бесстрашием личным со всеми людьми на Земле!» Но, вчитавшись в произведение моего деда, люди узнают, что дело обстояло иначе. Они узнают Правду. Правда эта, по моему убеждению, не унизительна для Серафима Пятизайцева. Но это поймут не сразу и не все.
Будучи по специальности литературоведицей, не скрою, что правдивое повествование деда не лишено недостатков. Начну с того, что рукопись производит впечатление незаконченности, и даже даты под ней нет. Полагаю, что автор хотел завершить свое повествование главой о том, что его идея получила практическое осуществление. Но, как мы знаем, при его жизни этого не произошло. Заметят читатели и то, что это произведение внутренне противоречиво, в нем много недоговоренностей, неясностей. Огорчает и то, что излишне много места уделено различным служебным склокам и абсурдным проектам, — и в то же время о своем изобретении автор пишет походя, невнятно; суть его прибора им не расшифрована. К счастью, мы все знаем, чем Серафим Пятизайцев одарил человечество! Благодаря ему на Земле не стало страха. Остался страх перед Совестью, но все остальные разновидности страха — побеждены, и люди действуют разумно и смело при самых экстремальных ситуациях. Мы стали смелее, честнее, правдивее. И срок жизни землян — удлинился.
Возвращаясь к недочетам повествования, посетую, что дед порой разрешает себе некоторую игривость стиля, смакует вульгарные словечки, не брезгует блатным жаргоном своего времени. Однако я сохранила текст в полной неприкосновенности, ибо сознаю свою ответственность, перед человечеством.
Марфа Гуляева-Пятизайцева
Земля No 253
Ленинград, 2107 год.
Начну с того, что никакой я не писатель.
«Банальное предупреждение», — усмехнетесь вы.
Согласен: банальное. Более того: затасканное, затрепанное, затертое, замызганное. Но правдивое. И к сему добавлю, что профессиональным литератором стать не собираюсь.
Закончу это свое единственное прозаическое произведение — и больше ни гу-гу. Другое дело — поэзия. Иногда, когда моя изобретательская мысль отдыхает, я строчу стихи. Этот побочный творческий продукт время от времени публикуется в нашей институтской стенгазете «Голос ИРОДа». Но в печать со своими стихами я не стремлюсь.
Я в славе вываляюсь весь,
Когда придет мой час, —
Но слава ждет меня не здесь,
Тут ни при чем Пегас.
Впрочем, это я так, для красного словца; может быть, нигде никакой славы не будет.
А это свое автобиографическое произведение я пишу для вашей же пользы, уважаемые земляки-земляне. Учтите, нас на Земле, по данным последней переписи, семь миллиардов душ, включая и мою. И из всех этих миллиардов пока что лишь мне довелось побывать на другой планете. При этом сразу скажу, что никаких умственных, творческих усилий я к этому делу не приложил. Устроился в полет по дружеской протекции, а грубо говоря — по межпланетному блату. И через это влип в такую передрягу, что еле ноги унес.
Правда, пребывание на Фемиде натолкнуло меня на важное изобретение. Но возможен был и смертельный исход. Вот тебе мой совет, уважаемый читатель: опасайся таких блатных путешествий!
Всегда и всюду действуй честно,
И сам штурмуй любой редут.
Ни блат земной, ни блат небесный
К добру тебя не приведут!
Скромность украшает мудрых. Поэтому пока что отпихну себя на второй план и сообщу вам кое-какие сведение о моем друге Юрке Птенчикове. Однажды, в давние времена, в нашем доме на Н-ской линии Васильевского острова произошло загадочное событие. Дом тогда еще дровами отапливался. Дров было маловато, в квартирах было холодновато и сыровато — поэтому белье после стирки сушили на чердаке. Дверь чердачную запирали. И вдруг в одно воскресное утро дом облетела весть роковая: чердачная дверь взломана! И взлом тот был не простой, а загадочный. Сами подумайте: дверь взломана, а все белье, что сушилось, — в целости. Там из трех квартир белье висело — и, представьте себе, ни одна наволочка, ни одни кальсоны не пропали! Для чего тогда, спрашивается, взлом было делать?!
