Утро на Покровке, бывшей улице Чернышевского, начинается не раньше девяти. В остальной Москве уже вовсю работают заводы и фабрики, главные магистрали забиты автомобильными пробками, вокзалы гудят, как ульи, а на учрежденческо — магазинной Покровке всё ещё тихо. Задумчивые дворники, одинокий мелко трусящий бегун, да съёжившиеся от утренней прохлады собачники — вот и все ее население.
Примерно без пятнадцати девять открываются невидимые шлюзы, и на улице появляются плотные галдящие толпы граждан. Они выходят из-под земли на Китай-городе, самые торопливые сразу же бросаются на штурм кряхтящих проседающих троллейбусов, остальные бурным многоголосым потоком растекаются по узким тротуарам.
Служащих госучреждений можно распознать по пухлым портфелям, немодным галстукам и скорбному выражению лиц, получающемуся от необходимости жить на маленькую зарплату. Продавщиц коммерческих магазинов выдаёт неимоверное количество косметики, бижутерии и разнообразных аксессуаров. С растерянно-беззащитным видом дрейфует в толпе гость столицы, какой-то злоумышленник сказал ему, что ГУМ находится в этой стороне.
Проезжая часть улицы живёт собственной беспокойной жизнью. И хотя от тротуара её отделяет лишь низкий, местами вовсе отсутствующий, бордюр, законы здесь совсем другие. На дороге у каждого своё место.
Слева, с заходом на полосу встречного движения (отведённую только общественному транспорту), царят дорогие иномарки и служебные «Волги» с мудреными номерами. Это — зона ожесточённой борьбы приоритетов. Дополнительные десять тысяч долларов в стоимости машины приравниваются к лишнему нулю на номерном знаке или ко второй синей мигалке и трём полутонам сирены.
В средней части едут не хватающие звёзд с неба начальники отделов небольших фирм, отцы семейств, работающие пенсионеры и оцепеневшие от собственного куража женщины — автолюбительницы.
На правом фланге, в кутерьме, среди общественного транспорта, и отбившихся от стада пешеходов, обитает самая колоритная механизированная публика. Это и прочёсывающие тротуар хищным взглядом таксисты, и изощрённые автоследопыты, высчитавшие, что правый ряд в этом месте течёт на йоту быстрее всех остальных, ну и, конечно, разномастные новички автомобильного дела, пристроившиеся в зад троллейбусу и покорно следующие за ним со всеми остановками.
Все это железное скопище, ревя двигателями и завывая сиренами, движется от Маросейки к Садовому Кольцу со скоростью обнюхивающего углы сытого кобеля.
На смену утру приходит день. Чтобы почувствовать прелесть Покровки в эти часы, нужно очень любить человечество, любить его чистой, бескорыстной любовью, ничего не требуя взамен.
Вот на углу Чистопрудного расположилась торговка фруктами. Как Гай Юлий Цезарь, она делает несколько дел одновременно — обсуждает с дворничихой телесериал, отмахивается от ос, покрикивает на придавленного похмельем грузчика, обсчитывает покупателей и строит глазки женатому экспедитору. Пухлые грязные руки её унизаны золотыми кольцами, глаза смотрят томно, и вся она опоясана серо-белым фартуком крест-накрест, как жандарм-охранник с Нерчинской каторги.
У салона красоты «Женьшень» выстроилась вереница машин. Все хотят подвезти только что выпорхнувших из салона двух умопомрачительно длинноногих, роскошных красавиц. Глаза красавиц скрыты тёмными очками, не снисходя до объяснений, они отвергают экипаж за экипажем еле заметным поводом плеча. От этого на противоположной стороне улицы, на стройке замерла работа. Рабочие на лесах глазеют на красавиц и громко переговариваются на неведомом наречии.
Через два дома, из распахнутых дверей парикмахерской доносится песня. «Ты ушёл от меня летом. Кому мне рассказать об этом?». Часть парикмахерской отдали под музыкальный магазин. В одном из трёх уцелевших кресел стригут человека. Заткнув пальцем ухо, он кричит в сотовый телефон: «Маша, продавай векселя!». Расположенный по соседству «Металлоремонт» предлагает услуги по модернизации домашних компьютеров. В витрине закусочной под плакатом «Распродажа» выставлен четвертованный манекен, одетый в женское бельё с болтающимися ценниками. На скамейке в скверике под строгим взглядом каменного Чернышевского гость столицы, наплевав на ГУМ, ест бутерброд.
Между шестью и семью часами невидимая рука снова открывает шлюзы. Граждане плотными колоннами маршируют к Китай-городу и с гомоном исчезают под землёй. Закрываются магазины, сворачивается уличная торговля. Ветер мотает по тротуару мелкую дрянь. В небе над Лубянкой разгорается закатный огонь. Он отражается в глазах девушек с бухгалтерских курсов «Эльдорадо», возвращающихся с занятий. Пахнет выхлопными газами и ещё чем-то особенным, вечерним, что кружит голову и обещает приключения.
