Александр ТЕСЛЕНКО
НЕ БОЙСЯ СОБСТВЕННОЙ ТЕНИ
«Папочка, я просто хотел тебя рассмешить… Но теперь уже ничего не сделаешь… Паук-то мертвый, не могу же я повставлять ему ножки, которые оторвал. А ты почему-то не смеешься…»
Вечер и часть ночи прошли незаметно, как всегда.
Вдруг Анатолий почувствовал: глаза слипаются, а голова становится тяжелой. И он вяло подумал: «Который же теперь час?» И сразу, даже не глядя на табло времени, понял — уже поздняя ночь. Он встал из-за стола, выключил экран библиоскопа, запомнив страницу, на которой остановился. Скоро экзамен. И если все пройдет хорошо, то вскоре он, Анатолий, станет полноправным работником Центра транспортного обеспечения.
Ему нравилась эта работа: фантастические переплетения стационарных и временных магистралей, сдублированных зелеными пунктирами на огромном экране, неослабное напряжение в часы дежурства, и необыкновенно сложная в действительности, хотя совсем неприметная внешне роль диспетчера, властителя и дирижера транспорта большого города.
— Аварийная ситуация на седьмом километре одиннадцатой магистрали может сложиться через две минуты и пятьдесят восемь секунд, — раздался бесцветный голос автомата «Полиморфа» из-под купола зала.
Анатолий взглянул на экран, но на одиннадцатой магистрали не заметил ничего угрожающего. Напряженно вглядываясь, припоминал все, чему его учили, но так и не обнаружил, в чем кроется опасность. Затем перевел взгляд на Антуана Викторовича, своего учителя, старшего товарища — дежурного диспетчера Центра.
— Непонятно… — громко произнес Антуан, встретив вопросительный взгляд Анатолия. — К сожалению, я ни» чего не понимаю.
— Я тоже, — беспомощно улыбнулся Анатолий и сразу же рассердился на себя за эту улыбку, виноватую улыбку ученика, которому очень хочется быть умнее своего учителя, но никак не удается даже тогда, когда они оба находятся в одном и том же безвыходном положении.
— Может, имеется в виду двадцать седьмой грузовой состав? — Анатолий указал острием световой указки на экран. — Может, следует уменьшить его скорость?
— А может, увеличить? — усмехнулся Антуан.
— Может, и увеличить… — повторил за ним Анатолий. — Но что-то предпринять, пожалуй, надо…
— Думаю, делать ничего не следует.
— А если…
Антуан устало сказал:
— Знаешь что, парень, ты уже скоро закончишь свою практику, и, пожалуй, настало время для тебя знать кое-что, помимо умных и однозначных строчек учебника… Как мне кажется, ты уважаешь меня, и, хотя мы с тобою дежурим не так уж часто, ты можешь мне искренне поверить… Не так ли?
— Безусловно, Антуан Викторович. — Анатолий почувствовал почему-то, как побежали по спине мурашки, ему подумалось, что учитель сейчас скажет необыкновенно важную вещь, какую-то тайну, откровение опытного мастера, и это изменит всю его, Анатолия, жизнь, осветив ее пониманием каких-то высших истин.
— Все, что ты читаешь, очень важно, конечно. Оно понадобится тебе, но… Даже не знаю, как сказать, чтобы ты понял меня правильно… Видишь ли, жизнь так любопытно устроена, что…
— Аварийная ситуация на седьмом километре одиннадцатой магистрали может сложиться через одну минуту и тридцать девять секунд, — заявил «Полиморф». — …Так устроена, что порой и не понять, что в ней просто, а что сложно… — Антуан сдержанно рассмеялся, откинувшись в глубоком кресле. Несколько мгновений он сидел с закрытыми глазами, а перед мысленным взором его всплыло лицо жены, улыбающееся и такое молодое, каким Антуан его никогда и не видел, они поженились, когда Евгении шел уже тридцатый год, а перед глазами стояла совсем юная девчушка, но без всяких сомнений — она.
— Антуан Викторович, но что же делать? — спросил Анатолий, сдерживая себя, не желая сознаться прямо: «Мне страшно!»
— Не волнуйся. Если бы я знал, то давно бы… Но я уверен, все будет в порядке.
— Вы уверены?!
— Да. Но, к сожалению, не могу объяснить, на чем основана моя уверенность. — Антуан опять негромко рассмеялся. — К сожалению… Мне хотелось бы поделиться с тобой собственным опытом, ведь я твой учитель, но почемуто не могу… Существуют на свете некоторые вещи, которые никак нельзя втиснуть ни в какую формулу, ни в какие слова… Понимаешь ли меня?
— Хотел бы понять…
— Но не можешь?.
— Я сейчас думаю о вероятной аварии…
Антуан, почувствовав в этих словах скрытый укор, помрачнел:
— У тебя на дежурстве впервые подобная ситуация?
— Впервые, — тихо, словно извиняясь, ответил Анатолий.
— Тебе повезло, парень… Даже странно… Пожалуй, то, что хотел тебе сказать, преждевременно.
— Нет. Скажите, Антуан Викторович. Я все пойму…
— Ты уверен? Ну ладно, — согласился Антуан. — Слушай. Я говорил, что в жизни часто случается так…
— Простите, вы действительно совершенно спокойны или просто умеете владеть собой? Скажите, пожалуйста, мне это очень важно.
— Я на твоем месте поставил бы вопрос шире: то ли я вполне спокоен, то ли просто владею собой, то ли вообще равнодушен ко всему… И, по-моему, именно третье — основное в твоем вопросе. Не правда ли?
— Вообще-то… — замялся Анатолий. — Но, Антуан Викторович, вы не ответили… Простите…
— Если откровенно, то я не знаю, что и ответить, ибо предыдущий ряд имеет свое продолжение. А именно: я давно уже ко всему этому привык. А привычка, как известно, таит в себе элементы и равнодушия, и умения владеть собой, и опыт…