На планете исполнившихся желаний

Я люблю читать книжки по научной фантастике. Вообще многие любят. Мой папа, например, тоже любит, хотя он и взрослый.

Я знаю — нам говорила пионервожатая Валя, — что фантастика будит научно-техническую мысль и учит мечтать. Не спорю. Может, это и так. Может быть, она и будит и учит. За это, наверное, ее взрослые и любят. А я люблю ее совсем не за это. Просто ее читать очень интересно, и вот нисколечко не скучно, а наоборот. Но я люблю читать не всякую научную фантастику. В большинстве книг происходят такие вещи, которые могут сделать только взрослые. Вот, например, попробуй построй космический корабль, если даже ты отличник-переотличник, и даже звеньевой, и даже, например, победил на школьной олимпиаде. Все равно не построишь. И космонавтом тебя ни за что не сделают, пока ты не взрослый. И не то что космонавтом, а даже каким-нибудь там ерундовским биологом не выберут. В общем, выходит, все на свете надо ждать и ждать. А это я как раз терпеть не могу. Пока будешь ждать, уже расхочется. Поэтому я люблю книжки, в которых всякие чудесные приключения происходят с, ребятами, а не со взрослыми. И вообще я бы очень хотел, чтобы что-нибудь такое необыкновенное и со мной случилось. Например, чтобы мой велосипед мог летать, как вертолет. Или чтобы я мог выучить язык зверей и разговаривать со своим Пиратом и со своим ежом Васькой. А почему это не может быть? Вот мой папа взрослый и даже инженер, а он говорит, что ничего невозможного нет. И то, например, что сочинял Жюль Верн, сейчас все осуществилось и даже еще кой-чего, о чем Жюль Верн не догадался.

Вот поэтому я люблю научную фантастику и очень хочу, чтоб со мной тоже случилось что-нибудь фантастическое. Все.

За это сочинение ученика 6-го класса «Б» Вовикова Егора учительница затруднилась выставить оценку. С одной стороны, она отметила самостоятельность мышления и стремление к научной мечте, а с другой стороны, ученик употребляет недопустимые выражения вроде «ерундовский». (И потом, Вовиков, разве ты не знаешь, что биологов не выбирают? Чтобы стать биологом, надо учиться, кончить институт, а если ты будешь употреблять такие выражения, то ты в институт никогда не поступишь.)

— Мама! Это ты, что ли, назвала меня Гошкой?

— Нет, папа.

— Мама, а почему меня звать не так, как всех?

— А ты хотел бы, чтобы всех звали одинаково?

— Да нет же. Ну ты понимаешь, что я говорю, только притворяешься. Ну все или Саши, или Вити, или Леши, а я вдруг Егор. Ни одного Егора больше нет! Я один на свете.

— Во-первых, ты не один Егор. А кроме того, у папы был очень хороший друг Егор. Так вот он назвал тебя в его честь.

— А он что, погиб на фронте, этот друг?

— Нет. Это было раньше. И он не мог быть на фронте. Они были ребятами вроде тебя.

— Ну, а тогда зачем он меня так назвал?

— Потому что папа любил этого друга.

— А ты его любила?

— Я его не знала.

— Как это так не знала! Папин близкий друг, а ты с ним не познакомилась!

— Гошка! Ну что ты совсем как маленький! Ну подумай, как же я могла знать папиного друга, когда я еще папу-то тогда не знала.

— Мама, ну как же ты могла столько терпеть и не знать папу? Я бы ни за что не вытерпел!

— Гошка, ты меня просто удивляешь! То ты читаешь совсем серьезные книги, а то задаешь вопросы, как пятилетний.

— Нет, мама, я совсем даже не как пятилетний. Просто, знаешь, я так люблю папу, так люблю… Я бы не стал терпеть, чтобы столько лет прошло зря, я бы с ним обязательно встретился.

— Ох, Гошка, все-таки ты еще совсем ребенок! Мама тут же забыла про этот разговор, но Гошка-то не забыл.

Прошло время, неизвестно точно сколько, когда однажды вечером Гошка подсел к папе, твердо решив поговорить с ним наконец как мужчина с мужчиной:

— Папа, ты можешь не читать газету?

— Могу.

— И не протирать очки?

— Ну…

— И не вертеть в руках карандаш.

— Ну, а что я должен делать, скажи мне, Егор?

— Ты должен со мной разговаривать.

— Давай будем с тобой разговаривать, Егор.

— Папа, расскажи мне про того друга… ну того, из-за которого меня звать Егор.

— Во-первых, мы назвали тебя Егором не только из-за моего друга. Это прекрасное русское имя, к тому же твоего деда звали Егор, а друг…

— Да, меня в данный момент интересует друг: какой он был?

— Какой он был? Да, пожалуй… чем-то он похож на тебя. Тоже не любил стричься… веснушки… Знаешь, Гошка, пожалуй, он был даже здорово похож на тебя! Почему-то раньше я об этом не думал. Да, определенно. Может быть, только чуть повыше… Это было в последнее предвоенное лето, лето 1940 года. Это последнее лето перед войной было очень жарким. И началось оно очень скучно. Родители уехали отдыхать на юг, а меня оставили с бабушкой и дедушкой на даче под Москвой. И какое могло быть веселье, когда нет товарищей! Медленно тянулись дни за сбором гербария и прочими нудными занятиями, пока однажды… Помню до мельчайших деталей, хотя прошло уже тридцать лет. Тридцать лет, Гошка, ты можешь себе представить! В один такой жаркий денек сижу я на бревнах…

— Позади дома?