Переключатель этот стоил 18 долларов 43 цента. Назначение его было точно таким же, как и у любого другого переключателя на прилавке магазина хозяйственных товаров, но с одной лишь разницей, мало существенной для обывателя, однако жизненно важной для Хансена. В техническом описании значилось: «Вероятность отказа = 0,0001», иначе говоря, она была бесконечно мала. За 18 долларов 43 цента вам гарантировалась практически абсолютная надежность. Щелчок в одну сторону — коррекция траектории производится вручную, щелчок в другую — это делается автоматически.
Командир космического корабля перевел переключатель в положение «вручную» и с этой секунды обрек себя на гибель.
Движение командира должно было послать мгновенный электрический импульс в хитросплетение микроцепей, спрятанных позади контрольной панели. Но ток достиг лишь крохотной проволочки, некогда надежно изолированной, а теперь — невидимо для глаз — мерцавшей оголенным металлом. На панели тотчас, мигнув, ровным светом загорелся красный тревожный огонек.
Лицо командира осталось бесстрастным. Быть может, лишь слегка расширились зрачки да чуть дрогнули веки. Он вернул переключатель в прежнее положение, затем опять щелкнул им — тревожный огонек послушно погас, но тут же вспыхнул снова.
Оба других члена экипажа сосредоточенно следили за его действиями. Их лица также ничего не отражали. Люди смертельно устали. Нечеловеческое напряжение темными тенями легло вокруг глаз.
Воля всех троих была направлена только на одно — выжить во что бы то ни стало, выжить: этому учили их долгие годы тренировок.
Командир глубже втиснул свое невесомое тело в кресло. Он молчал. Двое других тоже не проронили ни слова. Внезапно кабину наполнил невыразительный, искаженный помехами голос — их вызывал центр управления полетом в Хьюстоне.
— Хэлло, Кондор, до последней коррекции остается одна минута сорок пять секунд. Даем сигнал…
Вслед за голосом коротко мяукнул зуммер. Командир ответил самым обыденным тоном:
— Внимание, Хьюстон, вышел из строя переключатель, компьютер не срабатывает, сами отделить посадочную ступень не сможем, повторяю, отделить посадочную ступень не сможем. Прием…
Снова зуммер.
— Кондор, вас понял. Проводим наземную проверку, прием…
— Спасибо, Хьюстон…
Корабль — ничтожная частичка в пустоте и мраке пространства — быстрее любого снаряда мчался по изогнутой траектории навстречу Земле, не оставляя за собой ни следа, ни звука.
— Кондор, наземная проверка подтверждает неисправность на борту. Переключитесь на автоматику, повторяю, передайте контроль автоматике…
— Вас понял, Хьюстон. Прошу повторить время коррекции…
Командир тронул переключатель, и тревожный огонек погас.
— До запуска двигателей остается одна минута пятнадцать. Даем сигнал…
Зуммер мяукнул снова.
В биомедицинском отделе центра управления полетом врачи озабоченно следили за скачками самописцев, фиксирующих состояние экипажа. Один из них сделал пометку в своем дневнике: «Первый пилот — тахикардия, пульс 110, частота дыхания 30».
А в командном отсеке корабля, позади контрольной панели, шел процесс, не предусмотренный конструкторами, — с каждой секундой неумолимо приближался конец…
Неожиданно отказали еще два микроэлемента. По цепям счетно-решающих устройств пронесся целый шквал импульсов. Последовала беззвучная вспышка — и в тесноту кабины ворвался дым. Трое космонавтов, задыхаясь, отчаянно старались сохранить контроль над кораблем, но корабль, уже совершенно не управляемый, стремительно приближался к границам атмосферы…
Пассажиры рейса 122, летевшие над Атлантикой в Нью-Йорк, дремали — в салоне горел неяркий синий свет. Только мальчонка в кресле у окна беспокойно ерзал, то и дело прижимаясь носом к стеклу, и вдруг, отпрянув от иллюминатора, вцепился в руку матери: