АНДРЕЙ СУЛЬДИН
Мудрость веков
Температура в бане резко летит вверх, и вот горячий пар уже рвет легкие, освобождая от болезни. А у девушки в руках огромный веник. Она торжественно омывает его водой, что-то приговаривает про себя, шевеля губами, словно заклинание. А потом раскаленные иголки впиваются в мою спину. Жгучая боль раздирает кожу, проникает все глубже в тело. Веник хлещет с интенсивностью парового молота. Хочется безоглядно кричать, но стон лишь прорывается сквозь стиснутые зубы. По лицу течет: то ли слезы, то ли пот, но чувствую, что с каждым мгновением боль уходит кудато далеко-далеко... И я возрождаюсь из небытия.
Поворачиваю голову и вижу, как девушка замахивается веником, парит меня... От жары она скинула с себя одежду. Лицо ее сосредоточено, она, как бегун на стометровке, выкладывается полностью.
Заметив мое движение, она бросает веник и выливает на меня пару тазиков теплой, сдобренной ароматом трав очищающей воды, смывая саму болезнь.
И, о чудо! Я сам, самостоятельно, свободно встаю, возвращаюсь из непроглядного забытья, можно сказать, с того света.
Девушка смотрит мне в глаза совершенно беззащитным взглядом. На лице ожидание, словно она боится, что я снова могу упасть и потерять сознание. А потом, стряхивая оцепенение, кидает мне полотенце:
- Вытирайтесь побыстрее, Слон, и в дом - самовар уже, наверное, поспел.
Я хочу спросить, откуда она знает, как звали меня в детстве мои друзья, но не успеваю. Девушка распахивает дверь бани и бежит нагая к дому под яркой луной.
Одеваюсь медленно, стараясь не делать резких движений. Сейчас надо особенно поберечься. Ведь мой организм еще слаб, работает неустойчиво и готов в любое мгновение перекинуться за ту черту сознания. Но постепенно ощущаю, что приступ окончательно миновал и я воскрес и в этот раз.
И только тогда выхожу во двор. Таких крупных звезд на летнем небосклоне еще никогда не видел. Все они- с кулак величиной, весело, мигают мне из своего непостижимого далека. А Млечный Путь, словно фата невесты, нежно полощется на ветру.
Чай сильно отдавал незнакомым привкусом, но напиток радовал язык, а организм жадно впитывал влагу. Девушка, ее звали Вера, уже дважды меняла содержимое заварного чайника, и я разглядел, чем же она меня потчевала: какие-то листочки, веточки, стебельки заливались крутым кипятком и настаивались.
И тут я вспомнил, как несколько лет назад после соревнований возвращался из Орджоникидзе. И там, совершенно случайно, купил в приаэродромной лавочке сувенир. Это был так называемый "Горный чай" симпатичная фабричная упаковка, наполненная вместе с чайным листом травами зверобоя, душицы, живицы... Другой аналогичный сувенир привез себе из Белоруссии. Он назывался "Фирменный напиток "Заря" и содержал запах чебреца и тмина, витамины шиповника.
- Это верно,- соглашается Вера.- Только у меня средства гораздо сильнее - вас надо побыстрее на ноги поставить, Слон.
- Знаешь же, как меня зовут, а называешь Слоном,- говорю я.
- А мне так больше нравится,- замечает девушка. Она с удовольствием грызет сушки, которые я достал из рюкзака, обильно запивая чаем. На вид ей лет шестнадцать-семнадцать, невысокая, худенькая, совсем непохожа на деревенскую. Поражают глаза - большие, карие, в которых хитринкой светятся зеленоватые искорки. Русые волосы коротко стрижены - издали вполне можно принять за мальчишку.
- И, по-моему, никогда не надо делать то, что не нравится,провозглашает девушка. И неожиданно спрашивает: - Вот вам ваша работа нравится?
- Как тебе сказать? - замечаю я, лихорадочно пытаясь найти максимально правдивый ответ.- Все не так однозначно в жизни, как ты себе представляешь. Я - журналист, работаю в молодежной газете. К этой работе себя готовил, учился в университете... Но есть мешающие факторы, которые не позволяют, если так можно выразиться, трудиться с максимальной отдачей. Ну, и отдельные моменты бывают... тоже не очень интересные...
Наши взгляды встретились. Я вновь поразился, насколько беззащитно смотрела она на меня. Но все ее существо выражало мне такое доверие и спокойствие, что хотелось в этих глазах утонуть и раствориться. Словно сама судьба сидела передо мной... И надо было сделать в это мгновение душевного единения лишь немногое - протянуть руку, погладить девушку по щеке и повести рядом по жизни. Такие глаза не могут лгать, даже если надеть на них темные очки.
Сознание вновь вернуло меня за стол, за которым мы пили чай, и я вновь увидел свою хозяйку, максималистски требовавшей от людей совершенства: - Вы ведь журналист, Слон!
- Сколько тебе лет?
Она посмотрела на меня своими большими глазами и ответила:
- По метрике - семнадцать. А по-настоящему - даже и не знаю. Возрастэто ведь прожитые годы, это события, которые помнишь, мелкие детали, оставшиеся в памяти...
- Тогда сколько же? - спрашиваю очень серьезно, обоснованно боясь иронии в своем голосе.
Глаза у Веры сейчас задумчивы, она погружена в себя. Кажется, даже не замечает, что рядом есть кто-то. Я жду, терпеливо жду ответа, и тут комната начинает кружиться в малиновом круговороте, сначала медленно, а затем все быстрее, быстрее, и я понимаю, что начинается новый приступ этой непонятной болезни, что сейчас мое тело начнет ломать боль, от которой нет спасения; Ее можно пережить, лишь погрузив сознание за край бытия. Но сквозь малиновый круговорот я еще успеваю запечатлеть, как через плотно сомкнутые губы Вера выдыхает тягучим старческим языком: - Запомни, отрок, лето тыща триста восемь десятое - знамение нашей победы!
