Официальная война закончилась с уходом эсминцев. Они вывезли то, что уцелело от Новозеландской дивизии, и потрепанные остатки английских и австралийских полков. После этого было объявлено, что Крит эвакуирован.
Тогда-то оно и началось. Все то, что было потом.
Эсминцы возвращались еще несколько раз, и многих, кто дожидался на южном берегу, им удалось забрать. Но долго на южном берегу нельзя было оставаться, потому что немецкие самолеты сбрасывали один парашютный десант за другим. И пришлось уходить в горы отрядами, порой довольно большими.
Весь Крит — сплошные горы, крутые и неприступные, так что прятаться было не трудно. И критяне очень охотно укрывали и кормили инглези и младших инглези. «Младшими инглези » они называли австралийцев и новозеландцев, когда распознавали их среди английских солдат. Иногда целые месяцы проходили, прежде чем немцы добирались до такого отряда младших инглези и уничтожали его.
Но рано или поздно до них добирались, и долго еще после окончания официальной эвакуации в горах шла война. Она шла до тех пор, пока существовали большие отряды. Но большие отряды было легче обнаружить и уничтожить, и в конце концов от австралийских войск остались только мелкие разрозненные группы.
Мелкие группы уходили в ту часть острова, где горы дики и почти пустынны. Они бродили взад и вперед и время от времени предпринимали короткие стремительные вылазки на побережье, в надежде достать лодку или другим каким-нибудь способом добраться до Египта.
Немцы истребляли и мелкие группы. Это было труднее, но для того чтобы выбраться к морю, австралийцам приходилось спускаться с гор и выходить на равнину. Тут их и ловили. Кроме того, немцы иногда устраивали облавы в горах, так что скоро стало опасно держаться вместе даже мелкими группами, и младшие инглези шли дальше, рассыпавшись по двое, по трое, и многие гибли или попадали в плен. Но все же в горах было сравнительно безопасно. Оттого безопасно, что даже теперь — два или три месяца спустя после окончания войны на Крите, — лишь в немногих городах и деревнях были немцы.
Однако чтобы бежать с острова, необходимо было пробраться к югу и выйти на открытое место. А бежать младшие инглези пытались беспрестанно. Но и тогда, когда приходилось выжидать, укрываясь в горах, они все время двигались, переходя из деревни в деревню при первом появлении немцев или при первом слухе о том, что немцы близко. Кое-где сами критяне оказывали организованное сопротивление или по крайней мере готовились к этому. Правда, такие места редко попадались на пути.
Так они бродили по Криту. То вверх, то вниз. Все время в движении — еще и потому, что ведь приходилось промышлять себе пищу, а это всегда было связано с риском, несмотря на то, что критяне охотно делились всем, что имели.
И покуда вы оставались в горах, вы все время двигались, переходили с места на место. И ждали, когда придет время для стремительной вылазки на юг, к Средиземному морю, и можно будет спуститься с гор и отважиться выйти на изрезанное дорогами побережье. Только бы туда, на юг, и достать лодку, и выбраться отсюда, и добраться до Египта, и начать опять все сначала.
Но вы никогда не задумывались о том, как все будет, когда вы доберетесь до Египта. Вы думали только об одном: что вот придет день, и вы спуститесь с гор и выйдете на южный берег. А до тех пор важно не попасть в руки к немцам или итальянцам, которых все прибавлялось на Крите, и для этого надо все время двигаться с места на место, точно уходя от погони.
Хорошо, если удавалось набрести на такую деревню, которую еще не нашли, не облюбовали и не заняли немцы. Но рано или поздно оказывалось, что они уже близко или скоро будут близко, и нужно было снова уходить.
И так все время. С места на место.
Так два австралийца пришли в Сан-Ксентос, винодельческую деревушку, прилепившуюся к горе Юктас. В тени самой Иды. Но далеко от Иды и на такой высоте, где еще могли расти маслины. И виноградники, неровными рядами лоз исчертившие красные склоны.
Два австралийца спустились в Сан-Ксентос по узкой тропе, прорезавшей склон. Оба были в простых широких рубахах из бумажной ткани, какие носят крестьяне Крита. Штаны на них были какого-то неопределенного цвета, но европейского, некритского покроя. У одного, повыше ростом, штаны ниже колен были заправлены в толстые шерстяные носки, на критский манер. Но от этого он был похож не столько на критянина, сколько на велосипедиста викторианской поры.
Второй, плотный, круглый, с бледными тонкими губами и взъерошенной шевелюрой, видимо, меньше заботился о маскировке. Его широкие, обтрепанные внизу брюки свободно болтались над когда-то коричневыми башмаками австралийского армейского образца.
Круглый шел впереди и напряженно смотрел вниз, туда, где сплошным пятном белели строения Сан-Ксентоса. Он высматривал дорогу, ведущую в эту нелепую деревушку. Дороги нигде не было видно. Только узкие тропы тянулись с разных сторон сквозь дымку кустарника, совсем пурпурного сейчас, под отвесными лучами солнца.
— Ну, что? — спросил высокий.
— Никаких дорог, — сказал круглый. — Но в последней деревне тоже не было дорог, а все-таки они добрались туда.
