Обмякшее тело Горристера свисало с розового потолка одной из камер компьютера. Он висел вниз головой, зацепившись правой ступней, которая застряла в потолочной щели. Тело висело не шевелясь, хотя в пещере постоянно дул холодный маслянистый ветер. Горло Горристера было перерезано от уха до уха, он весь истек кровью. Правда, никаких следов крови на блестящей поверхности металлического пола не было.
Когда Горристер подошел к нам и взглянул на собственное тело, мы поняли, что это просто очередная проделка AM. Но было слишком поздно. Мы еле успели отвернуться друг от друга, повинуясь древнему рефлексу, и троих из нас вырвало.
Горристер побледнел как полотно. Он словно увидел вудуистский фетиш, не суливший ему ничего хорошего в будущем. "О Господи",- прошептал он и быстро пошел прочь. После долгих поисков мы обнаружили его возле небольшого потрескивающего блока компьютера. Он сидел, прислонившись к нему, уронив голову на руки. Элен сидела рядышком и гладила его волосы. Он не шевелился, но голос его, хотя он прикрывал лицо руками, мы расслышали четко:
- Почему бы ей не покончить с нами разом? О Господи, я не знаю, сколько я еще смогу выносить все это.
Шел сто девятый год нашей жизни в компьютере.
Под словами Горристера мог подписаться каждый из нас.
Нимдок (на это имя его заставила откликаться машина; ей нравилось ублажать свой слух необычными звуками) галлюцинировал: ему привиделось, будто в ледовых пещерах хранятся грандиозные запасы консервов. Нам с Горристером это показалось весьма сомнительным.
- Очередная шутка,- сказал я.- Как с тем проклятым замороженным слоном, которого она нам всучила. Бенни тогда чуть не двинулся рассудком. Так будет и сейчас - доберемся, а там окажется одно гнилье или какая-нибудь гадость. Надо забыть об этом. Останемся тут, ей все равно скоро придется придумать еще что-нибудь, чтобы мы не сдохли.
Бенни пожал плечами. Последний раз мы ели три дня назад. Червей. Толстых и склизких.
Уверенности у Нимдока поубавилось. Он знал, что шанс слишком уж зыбкий. Хотя хуже, чем здесь, там вряд ли будет. Холоднее, конечно, но какое это имеет значение. Жара, стужа, дождь, кипящая лава, саранча - все это лишь продукты машинной мастурбации, и нам остается либо принять их, либо умереть.
Нас рассудила Элен.
- Мне нужно что-нибудь съесть, Тэд,- сказала она.- Вдруг там окажется грушевый компот. Или персиковый. Пожалуйста, Тэд, давай попытаемся.
Я сразу согласился. Черт с ними. Какая в конце концов разница. А так хоть Элен выказала мне свою признательность. Два раза и вне очереди. Но даже это перестало иметь для меня значение. Машина хихикала над нами, пока мы с ней занимались этим, и смех несся отовсюду - сверху, сзади, спереди, вокруг… До оргазма все равно дело не дошло, зря только суетились.
В четверг мы отправились в дорогу. Машина всегда сообщала нам точную дату. Это было очень важно - знать, сколько прошло времени. Для машины, конечно,- не для нас. Четверг, значит. Спасибо.
Нимдок и Горристер несли Элен на сцепленных руках, а мы с Бенни шли один спереди, один - сзади, чтобы в случае опасности принять удар на себя и спасти хотя бы Элен. Глупости какие - спасатели… Какое это имеет значение?
До ледовых пещер было около ста миль, и на второй день, когда мы лежали под палящими лучами солнцеобразного пузыря, наши мечты материализовались. Машина ниспослала нам немного манны небесной. Она имела вкус кипяченой свинячьей мочи. Мы съели ее.
На третий день мы пересекли Долину Утиля, усеянную ржавыми остовами устаревших компьютерных блоков. AM была столь же безжалостна к себе, как и к нам. Отличительной чертой ее характера было стремление к совершенству. Касалось ли дело уничтожения непродуктивных элементов своего собственного разросшегося до размеров планеты организма или усовершенствования пыток, которым она повергала нас,- в обоих случаях она проявляла такую изощренность, о какой ее создатели, давно уже обратившиеся в прах, могли только мечтать.
Сверху просачивался свет, и мы поняли, что находимся скорее всего очень близко к поверхности. Но мы даже не пытались карабкаться наверх разведывать, что там. На поверхности Земли, в сущности, не осталось ничего. Уже сотни лет там не было ничего, что имело бы хоть какую-то ценность. Только истерзанная кожура планеты, служившей когда-то обиталищем для миллионов. Теперь нас осталось всего пять человек. И мы здесь, в подземелье, наедине с AM.
Вдруг я услышал, как Элен закричала словно безумная:
- Нет, Бенни! Не надо! Пожалуйста, Бенни, не делай этого!
Только сейчас я осознал, что Бенни уже несколько минут бормочет себе под нос как заведенный: "Я выйду наружу… я выйду наружу…" На его обезьяньей роже читались блаженное восхищение и одновременно глубокая печаль. После того как AM устроила себе праздник и облучила Бенни, его лицо превратилось в месиво розово-белых рубцов, и казалось, каждая черточка его лица живет самостоятельной жизнью. Наверное, Бенни оказался самым счастливым из нас: давным-давно тронувшись рассудком, он уже многие годы был полным идиотом.
Мы могли обзывать AM последними словами, издеваться над расплавленными блоками памяти, ржавыми базовыми платами, перегоревшими выключателями и искореженными контрольными датчиками - машине было все равно. Но вот все наши попытки к спасению она пресекала сразу же. Я попытался схватить Бенни, но он рванулся прочь, вскарабкался на поваленный набок блок памяти, заполненный прогнившими компонентами, и присел на корточки, словно шимпанзе, в кого и старалась превратить его машина.
