Темнее тьмы
Вторник, 16:00 – среда, 17:00
1
С момента катастрофы прошло три года. Сердце и разум Меган Букмен пришли в спокойное состояние, хотя временами ее охватывала тревога; возникало чувство, что время уходит и под нею вот-вот разверзнется бездна. Это было не вспышкой озарения, а просто следствием того, что она овдовела в тридцать лет. У нее внезапно отняли все: любовь, которая, как она думала, будет длиться вечно, мужчину, который, как она верила, состарится вместе с ней. Это нынешнее ощущение, что где-то колокола отбивают ее последний час, пройдет; оно всегда проходило.
Она стояла у двери комнаты своего единственного сына и смотрела на него. Сын сидел за компьютером, возле которого стояла уйма дополнительных устройств, погруженный в исследование того, что сейчас занимало его ум.
Сына Меган звали Вудро, но все называли его Вуди. За одиннадцать лет жизни Вуди Букмен не произнес ни слова. Младенцем и в первые годы жизни он плакал, но после четырех лет перестал. Он смеялся – правда, редко, – услышав или увидев что-то смешное. Причина его смеха часто оставалась тайной для его матери. Врачи диагностировали у Вуди редкую форму аутизма, хотя, по правде говоря, они просто не знали, что с ним делать.
К счастью, он не отличался непредсказуемыми выходками, характерными для аутистов. Вуди не был склонен к эмоциональным взрывам и не проявлял упрямства. Тем, кого он знал, он позволял дотрагиваться до себя; он не отстранялся и не испытывал ментального дискомфорта. Зато незнакомцы вызывали у него подозрение, а нередко и страх. Вуди внимательно слушал все, что ему говорили, и был, по крайней мере, так же послушен, как Меган в детстве.
В школу он не ходил. Домашнего обучения тоже не было. Вуди был исключительным самоучкой. На пятом году жизни он научился читать, а через три года уже читал на уровне студента колледжа.
Меган любила Вуди. Да и могла ли она его не любить? Ее сын был зачат в любви. Его сердце начало биться, когда он еще находился в ее чреве, и все эти годы билось в одном ритме с ее сердцем.
Внешностью он не уступал детишкам с картинок рекламы печенья и был по-своему ласковым. Хотя Вуди позволял обнимать и целовать себя, сам он никогда не обнимал и не целовал ее. Бывали неожиданные мгновения, когда он касался материнской руки или ее иссиня-черных волос, а затем своих таких же, как бы говоря, что знает, от кого унаследовал эти волосы.
Вуди редко смотрел в глаза, а когда смотрел, в его глазах порою блестели непролитые слезы. Чтобы мать не подумала, будто ему грустно, он всегда одарял ее улыбкой, граничащей с усмешкой. Если Меган спрашивала: «Это слезы счастья?» – Вуди кивал. Однако он не мог или не хотел объяснять, что именно делает его счастливым.
Трудности в общении означали, что мать и сын не могут в полной мере делиться своими мыслями и впечатлениями, как того хотелось бы Меган, и это являлось постоянным источником ее печали. Сын тысячу раз разбивал ей сердце, но своей мягкостью и нежностью тысячу раз его исцелял.
Меган ни на миг не пожалела, что Вуди не растет обычным, не страдающим аутизмом ребенком, поскольку тогда он был бы совсем другим. Она любила сына, несмотря на все трудности и превратности их совместного жизненного путешествия, а в какой-то мере – благодаря им.
![Последнее дело[неполный текст]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
