Между японской научной фантастикой и научно-фантастической Японией

E-mail бюллетень «Окно в Японию» уже сообщал о выходе свет третьего тома антологии современной японской литературы «Гордиев узел. Современная японская научная фантастика» — уникальной хрестоматии, своего рода истории японской научной фантастики.

Сегодня благодаря любезности издательства «Иностранная литература» мы имеем возможность предложить вниманию читателей предисловие к этому сборнику — «Между японской научной фантастикой и научно-фантастической Японией». Его автор — профессор кафедры литературы университета Кэйо, литературный критик, видный специалист по американской литературе, один из главных теоретиков современной японской фантастической литературы Тацуми Такаюки.

Перевод с японского этой содержательной работы выполнен Галиной Дуткиной. Она же является автором примечаний.

О.Б. Хардисон-младший[1] писал, что в начале XX века «произошел резкий взрыв общественного сознания, причем во многих областях и в мировом масштабе. В науке это выразилось в появлении теории относительности и квантовой механики, в области изобразительного искусства — в футуризме и кубизме, в архитектуре — в эстетике функционализма, разработанной в школе „Баухауз“,[2] в литературе — в дадаизме и модернизме. Разнообразные школы и направления возникали буквально одно за другим».

В этой связи закономерно появление футурологического фильма «Метрополис», снятого в 1926 году немецким кинорежиссером Фрицем Ланге, которого вдохновило посещение Нью-Йорка. Практически в то же время американец Хьюго Гернсбек начал издавать в виде «палп-фикшн»[3] первый в мире специализированный научно-фантастический журнал «Удивительные истории».

Таким образом, в первой половине ХХ века научную фантастику (НФ) понимали как предсказание будущего (Х. Гернсбек), а затем как «литературу логической экстраполяции» (Дж. Кэмпбелл). 50-е годы — «золотой век научной фантастики» — породили Артура Кларка, Айзека Азимова, Роберта Хайнлайна и других певцов космической фантастики.

Вторая половина века фантастики пришлась на пик «холодной войны» между СССР и США. Наступила пора переосмысления сути этого жанра. Майкл Муркок, Джеймс Грэм Баллард, Филипп Дик и Станислав Лем выдвинули идею о том, что научная фантастика представляет собой скорее философскую литературу и в центре ее внимания должен быть не макрокосм, а микрокосм — внутренний мир человека. Урсула Ле Гуин и Джеймс Типтри-младший[4] пошли еще дальше — и внесли новую, феминистскую струю, обратившись к «гендерной фантастике». В центре внимания оказались теперь различия внутреннего мира мужчины и женщины. В 80-е годы Уильям Гибсон и Брюс Стерлинг затеяли игры с киберпространством, создав субжанр под названием «киберпанк».[5]

По такому пути шло творческое «освоение» пионерами фантастики нового, неизведанного жанра — пока НФ не стала тем, чем она является сегодня.

В 90-х годах прошлого столетия «холодная война» завершилась, однако по всему миру прокатилась волна трагедий, связанных с религиозным фанатизмом и тоталитарными и религиозными сектами, и творческая фантазия устремилась от конструктивной утопии к ее антиподу и молчаливому спутнику — к дистопии.[6] Витавшая в воздухе напряженность материализовалась на пороге нового столетия, когда 11 сентября 2001 года в результате террористических актов рухнули башни-близнецы Всемирного Торгового Центра в Нью-Йорке и было повреждено здание Пентагона. Тут все мы, наконец, осознали, что живем в глобальном пространстве, где сталкиваются абсолютно различные системы ценностей. XX век, безусловно, был веком научной фантастики, но теперь, когда мы уже переступили порог нового, «постфантастического» столетия, мечты и фантазии о будущем, десятилетиями будоражившие умы человечества, воплотились в жизненную реальность.

Итак, не вызывает сомнений факт, что развитие жанра научной фантастики в XX веке тесно связано с развитием цивилизации, по крайней мере, в Европе и Америке. Правда, в Японии этот жанр стартовал на целых полстолетия позже и не столь глубоко проник в общественное сознание.

Возможно, во всем мире японская НФ на рубеже нового века ассоциируется прежде всего с японскими комиксами-манга и японскими мультипликационными фильмами (анимэ).

В 60-е годы ХХ века по всей Америке большой популярностью пользовался сериал японского аниматора Осаму Тэдзука «Астробой», по которому до сих пор создаются римейки, а в 2002 году фильм режиссера Хаяо Миядзаки «Унесенные призраками» был выдвинут на соискание «Гран-при» Американской академии киноискусства.

Таким образом, основополагающим элементом, базой японской научной фантастики, сложившейся за последние полвека, не без основания можно считать массовое зрелищное искусство. Однако следует подчеркнуть, что визуальный ряд японской научной фантастики сформировался на основе опыта, накопленного западной научно-фантастической литературой, начиная с Эдгара По, Жюля Верна, Герберта Уэллса и кончая современными писателями. При этом заимствованный материал обретал на японской почве совершенно иную форму, что необходимо учитывать, изучая процесс развития жанра НФ в Японии. Бывший президент Ассоциации исследователей научной фантастики, профессор Кентского университета Дональд Хасслер отмечал, что англо-американской научной фантастике в целом присущ своеобразный налет эскепизма, ухода от действительности, который легко перерождается в авантюристический дух пионеров-первопроходцев, коренящийся в достижениях науки и техники, и лишь маленький, незаметный шажок отделяет эту систему ценностей от национализма и даже фашизма. Подобных примеров можно привести немало. Японская же научная фантастика, напротив, со времен пионеров жанра Кобо Абэ и Сакё Комацу имела в своей основе механизм, превращавший послевоенные пораженческие настроения в созидательную энергию. Я бы назвал это явление креативным мазохизмом. Его воздействие ощущается очень явственно. В результате японские писатели-фантасты хоть и воспринимали западное мировоззрение пионеров НФ и дух американизма, но остались верны идеалам демократии, помня боль нанесенной фашизмом травмы и горечь поражения в войне.