Эту дачку мы с тетей Милой сняли на все лето у ее старой школьной подруги. (Вот я написала сейчас это первое предложение и подумала, что допустила в нем сразу две фактологические ошибки. Во-первых, этот солидный, на совесть срубленный пятистенок из сосновых бревен, окна террасы которого выходят прямо на зеркальную гладь озера, а остальная часть утопает в тени вековых сосен, совершенно неправильно было бы называть просто дачкой. Во-вторых, Капитолина Сергеевна Загосина – владелица этого особнячка – вовсе не сдала его нам, а сама попросила, чтобы мы совершенно бесплатно переселились сюда на три летних месяца.)
– Девочки, пожалуйста! Ну зачем вам дышать пылью в городе? Женечка, тебе так необходим отдых, ты же работаешь как проклятая! Знаете, сколько стоит снять дачу на заповедном берегу озера? Это сумасшедшие деньги! Не каждый может себе позволить. А я с вас не возьму ни копейки, совсем-совсем ничего…
– Но… – вплеснула ручками тетя Мила, что должно было означать щепетильный отказ.
– Ох, Мила, не спорь! Вы же меня выручите – присмотрите за домом! Я же места себе не найду при мысли, что в нем никто не живет…
Это правда – Капитолина всегда смертельно боялась грабителей, бомжей, психически неуравновешенных поджигателей и прочих деятелей, чья активность с наступлением дачного сезона возросла неимоверно.
– Капочка, а разве ты сама не…
– Ах нет! Дети мои все лето работают и жить здесь не смогут, а я… Я… если честно, девочки, я уж-жасно боюсь сглазить и поэтому больше пока ничего вам не скажу. Но мне никак, никак нельзя сейчас отлучаться из города. Я… у меня роман! – вдруг шепотом, одними губами произнесла шестидесятилетняя Капа, и ее всегда похожие на увядшие незабудки выцветшие глазки засверкали, как промытый специальным составом хрусталь в тетушкином серванте.
При известии о том, что у Капитолины случилось некое романтическое приключение, тетя Мила в восторге вплеснула руками и тотчас же снова сцепила их под своим пухлым подбородком, а я быстро опустила глаза и постаралась «навесить» на физиономию выражение вежливого изумления. Хотя, конечно, это было забавно. Не то чтобы я не допускала и мысли о возможности романов в среде пенсионеров, но все-таки Капа никогда не отличалась особой любвеобильностью даже и в свои более молодые годы.
Хотя и имела для этого все возможности.
В юности – очень миловидная, стройная, белокожая, синеглазая блондинка – Капитолина решила связать свою судьбу с театром. Она закончила наш местный театральный институт и, хотя большой актрисой не стала, не сходила с театральных подмостков до самого последнего времени. Сначала ее тоненькую фигурку с короткой стрижкой можно было узреть в ТЮЗе, со сцены которого она звонким голосом призывала пионерию крепить «партии дело делами своими»; затем слегка располневшая Капа, в пышных платьях с кринолинами, лет двадцать падала в объятия героев-любовников в водевилях, поставленных по произведениям Чехова и Островского; а впоследствии шаркающая утиная походка, высокая седая прическа и оплывшая талия прочно укрепили позиции Капитолины в амплуа комических старух.
В жизни Капа не слишком-то отличалась характером от своих героинь. Все та же милая нелепость в поведении, экзальтированная речь с непременными придыханиями и вздохами, наивные судорожные восторги из-за любой ерунды и чрезмерная впечатлительность, нередко становившаяся причиной легких обмороков.
Дружившие в молодости, моя тетя Мила и Капа несколько поумерили интенсивность общения после Капиного замужества и вновь встретились лишь недавно. Это и неудивительно: слишком малое их объединяло. Богемой и всякого рода «гламуром» тетя Мила интересовалась ровно в тех дозах, какие ей предлагали статьи о знаменитостях, публикуемые в журналах для домохозяек.
А с тех пор как к ней переехала единственная племянница, то есть я (это произошло сразу же после скоропалительной женитьбы моего отца-генерала), тетушка направила всю свою жизненную энергию на осуществление одной цели: во что бы то ни стало «пристроить Женечку замуж за хорошего человека». Хлопоты тети Милы на этот счет бывали порой довольно утомительными, но, в общем, со временем я научилась не обращать внимания на ее увещевания.
– Женечка, ну почему, почему ты не выходишь замуж?!
– Чтобы мой несостоявшийся муж оставался счастливым человеком, тетя.
Такие или примерно такие диалоги у нас происходили едва ли не ежедневно.
А Капа, с тех самых пор как возраст и пришедшие вместе с ним астма и гипертония стали затруднять ее театральную деятельность, выйдя на пенсию, начала все чаще искать общества своей бывшей школьной подруги. У них по-прежнему было очень мало общих тем для разговора, но тетя Мила, вообще обладавшая жалостливым характером, жалела и Капу: постаревшая отставная актриса была очень одинока.
Муж бросил ее уже без малого тридцать лет назад, оставив «на поле супружеской битвы» достаточно средств, чтобы бывшая женушка не чувствовала себя обделенной по части жизненных благ. Например, эту дачу, а также городскую квартиру и несколько старинных картин – он был ценителем живописи. Единственный сын Капитолины, Борис, женился и ушел из дому. Капитолина жила одна и заметно тосковала. Единственным ее утешением – даже, можно сказать, страстью – до сих пор служила мстительная ненависть, с которой она делилась с нами воспоминаниями о своем «бывшем». В адрес покинувшего ее когда-то супруга Капа все еще порой запускала такие словесные обороты, которыми наверняка заинтересовался бы сочинитель текстов для группы «Ленинград». То, что бедного горе-супруга давно уже не было в живых, Капитолину с действительностью отнюдь не примиряло.
