Большой «мерседес» с затемненными стеклами выполз из ворот ипподрома и устремился обратно в Лондон. Денек выдался удачный, и Сидней Блаттнер, восседавший сейчас на заднем сиденье рука об руку со своими помощниками Винсом и Лео, сорвал куш и стал теперь на шестьдесят тысяч фунтов богаче, чем сегодня утром, когда проснулся в объятиях Барбары, одной из своих любовниц, в квартире на площади Св. Георгия, прямо за вокзалом Виктория. Удачный денек, но какой-то неспокойный. Назревал «неконтакт»: Сид любил это словцо, но прилагал, как правило, не к себе.
И даже не просто «неконтакт». Назревало то, что Сид, в свойственной ему эмоциональной манере, называл «хер-его-знает-какой-неконтакт».
Сиду Блаттнеру было шестьдесят два, и он был весьма удачливым криминальным авторитетом. Уже несколько лет он имел дело лишь с законными предприятиями, отмывая наличку, притекшую к нему за счет рэкета, торговли наркотиками, крышевания борделей и казино и тому подобной, не вполне благовидной деятельности. Он знал, чего хочет, и считал, что знает, как этого добиться. Он всегда действовал методично и собранно и всегда был себе на уме. И еще он верил в собственную неуязвимость, потому что сумел так прочно связать себя с обществом, что подставить ему подножку означало посягнуть на общественные устои.
Короче говоря, карточный домик мог рухнуть в любой момент.
А с этим, каждый знает, шутить не стоит.
Надежная страховка.
Удача помогла Сиду больше, чем думали окружающие, и, уж конечно, куда больше, чем полагал он сам. И, как большинство удачливых людей, он отказывался признавать ее благотворное влияние на свою жизнь.
Но сегодня удача повернулась к нему спиной, и карточный домик зашатался, хотя в тот момент, когда его «мерс» ехал по мосту Челси, Сид так же мало задумывался об этом, как и о том, что сталось с лошадью, принесшей ему шестьдесят тысяч фунтов, – лошадь околела сразу после забега: конюх немного перестарался с тонизирующей микстуркой.
Ну вот, еще шестьдесят тысяч. Неплохо, неплохо, думал Сид. Думать об этом было приятно.
– Риск – благородное дело! – проговорил Сид, откликаясь на собственные мысли.
– Ну да, риск… когда заранее знаешь, чем все закончится, – отозвался Винс.
– Это не меняет дела. Малейшая оплошность – и ничего бы не сработало. Риск остается всегда, – сказал Сид.
– Вот-вот, всегда остается, – поддакнул Лео и, подумав, прибавил: – Жизнь – она сама риск, верно я говорю?
– Золотые слова, Лео, сынок, золотые слова.
Лео ухмыльнулся:
– Ну вот. Я ж как есть, так и говорю.
Винс глянул в окошко, на Темзу, и подумал, что эти двое – точь-в-точь персонажи из мыльной оперы. Затем, не отводя глаз от реки, он принялся думать о том, что течением его наверняка вынесло бы в устье, а потом в море, а оттуда рукой подать до Западного Уэльса… то бишь до его побережья. Здесь вода, там вода… Просто сесть на пароходик и почапать в прибрежный Уэльс. Когда-нибудь он точно это сделает – смотается из этого Лондона, и лучше бы уж поскорей.
Он дал зарок, что случится это не позднее, чем ему стукнет сорок. Оставалось еще восемнадцать месяцев. Всего ничего.
Сид опрокинул в себя бокал шампанского и помахал банкнотами. Ему нравилось, какие они на ощупь. Было что-то в этом такое, от чего ему становилось хорошо. Сначала просто хорошо, а потом так, что аж ширинку распирало. У него начинало свербить, и засвербило прямо сейчас. Надо снова заскочить к Барбаре, кинуть ей палку. Вот-вот. И нечего откладывать.
Да, Барбара – это то, что ему сейчас нужно. Стоило ему помахать у нее перед носом смятой пачкой банкнот, и у нее глаза загорались, будто тысячеваттные лампочки. Не баба, а тайфун. Вот сейчас и оттрахаю.
Сид велел водиле Гарри ехать на площадь Св. Георгия.
– К Барбаре, что ли? – спросил Лео.
Сид кивнул.
– Я могу подбросить вас двоих к подземке, а если хотите, можете подождать в машине. Как хотите.
– Нет, сегодня мы туда не едем, – негромко проговорил Винс.
– Почему это? – требовательно спросил Сид.
– Потому что у нас проблема.
– Какая еще проблема? Ты же знаешь, я веду бизнес и у нас не бывает проблем.
– Знаю, шеф. Но сейчас одна все-таки есть. Этот парень, Брайан Спинкс.
– А, этот! Дерьма кусок!
– Во-во.
– Винс, ты ведь знаешь, что такое симфония, правда?
– Симфония, Сид? Знаю, как не знать.
– Мы все действуем согласованно, каждый делает что должен и когда должен, и в результате получается такая вещь – музыка. А когда мы действуем несогласованно, получается раздрай и никакой музыки.
– Ты это здорово подметил, – сказал Винс и, зевнув, подумал, как все-таки Сид любит кругло выражаться и как давно он, Винс, мог бы стать богатым человеком, если б ему приплачивали за то, что он все это слушает, хоть по паре пенни за раз.
Помолчав, Сид хлопнул кулаком по ладони и сквозь зубы процедил:
– Я так и знал, что с этим Брайаном Спинксом лучше не связываться.
И я тебе это говорил, подумал Винс. Я тебе это говорил, но ведь ты никогда не слушаешь.
Какая уж тут, к чертям собачьим, симфония!
Винс работал на Сида уже пятнадцать лет – с тех самых пор, как отслужил в армии. Нельзя слишком долго засиживаться на одной работе, а тем более на такой. Он выдохся, и это было понятно. Романтики оказалось с гулькин нос. Работа у Сида стоила Винсу женитьбы, и он не хотел, чтобы она стоила чего-то еще.
