Р. Самарин «Ваш во имя революции Джек Лондон»
Трудно назвать имя другого зарубежного писателя, который был бы у нас столь же популярен, как Джек Лондон. Широкая его известность в самых разнообразных читательских кругах, сложившаяся еще полвека назад — когда появились его первые сборники на русском языке, — с тех пор делалась все более признанной, все более прочной, как бы переходила из поколения в поколение. Мы все помним свидетельство Н. К. Крупской о том, что рассказы Лондона с удовольствием слушал В. И. Ленин во время болезни; А. В. Луначарский в своей талантливой книге «История западноевропейской литературы в ее важнейших моментах» назвал Лондона «большим писателем Америки». Подрастают новые и новые миллионы советских читателей, и их ждет на пороге юности верный старый и вечно молодой товарищ — кудрявый Джек с его белозубой улыбкой и прямым взглядом внимательных глаз.
Конечно, Лондон хорошо известен и читателям других стран земного шара. Но смело можно утверждать, что нигде — в том числе и у него на родине — он не пользуется такой прочной и завидной славой, как у нас.
Чем же можно объяснить эту прочную привязанность советских людей к Лондону? Вероятно, тем, что Джек Лондон — всем лучшим в своем творчестве связан с народом. Из недр его вышел он сам — моряк, рабочий, разносчик газет, бродяга, приисковый старатель, представитель неутомимой армии журналистов. Опыт народа подсказал ему его мужественное мировоззрение; народный опыт живет в его уважении к тем, кто умеет трудиться, в его глубоком критицизме — а подчас и ненависти к богатым бездельникам, в его этике верности товариществу и самому себе, своим взглядам, доставшимся нелегкой ценой, выстраданным, проверенным жизнью. Действенный, глубоко социальный гуманизм Лондона, его вера в силы и возможности человека, его жажда справедливости и сознание необходимости борьбы за нее — это все черты глубокого и органического демократизма, коренящегося в самой основе его мировоззрения.
Лондон — писатель противоречивый. Как мог он, писатель-демократ, высказывать самые нелепые расистские бредни, самые жестокие буржуазные теории, обрекавшие одних — на роль господ, а других — на положение рабов? А ведь все это мы найдем в таких его романах, как «Приключение», «Мятеж на Эльсайноре», «Звездный скиталец», да и во многих рассказах.
Как мог он, убежденный социалист, хладнокровно наблюдать американскую интервенцию в Мексике — и писать о ней с явным сочувствием к американской морской пехоте, наводившей полицейский порядок в стране, охваченной революцией? И немало таких горьких и недоуменных вопросов рождается у того, кто внимательно, год за годом и книгу за книгой, рассматривает творческий путь Джека Лондона.
Но разве расистские бредни могут заставить забыть об интернационализме Лондона, разве промахи и ошибки романов вроде «Маленькой хозяйки большого дома» или «Лунной долины» могут заслонить великолепный реализм «Мартина Идена», разве растерянные попытки уйти от проклятой американской действительности в рай южных морей и цветущих островов могут заставить нас забыть о революционном пафосе «Железной пяты»? Нет, исследуя противоречия Лондона, нельзя не видеть и того, что они не были результатом личных заблуждений писателя. Следует также помнить, что сильные стороны Лондона не только уравновешивают, но значительно перевешивают весь комплекс тех его воззрений и высказываний, с которыми мы не можем ни согласиться, ни примириться.
Чтобы разобраться в сложном наследии Лондона, надо внимательно присмотреться к его творческому пути.
Джек Лондон принадлежал к числу тех писателей, которые охотно используют в своих книгах собственный жизненный опыт, факты из своей биографии. И всякий, кто читал внимательно его произведения, уже этим подготовлен к тому, чтобы составить себе представление о жизненном пути их автора.
Джек Лондон (Джон Гриффит Лондон) родился в Сан-Франциско в 1876 году; отчим, скромный труженик, дал свою фамилию ребенку, от которого отказался его подлинный отец — чудаковатый ирландец Генри Вильям Чэни, астролог, литератор, мечтатель, а в общем — неудачник.
Семье Лондонов жилось плохо. Надежды отца на то, что сын сделает карьеру в быстро растущем Сан-Франциско, явно не оправдывались.
Когда Джек подрос, он стал рабочим консервной фабрики; работать приходилось по восемнадцать — двадцать часов подряд. «Однажды я простоял за машиной тридцать шесть часов», — вспоминает Лондон. К суровой школе труда, которую он так впечатляюще описал в романе «Мартин Иден», вскоре прибавилась и другая.
Подростка захватила романтика моря. Он плавал на «собственной» лодчонке и был принят, как вспоминает об этом в серии рассказов об «устричных пиратах», в компанию юных искателей приключений, которые занимались не только ловлей устриц, но и контрабандой, и прочими темными делами.
Но деятельность «устричного пирата» не могла удовлетворить юношу надолго. Уже тогда он мечтал о «просторе приключений» в мире, где сражаются «не за старую рубашку или украденное судно» — таковы, видимо, были предметы раздора среди «устричных пиратов», — «но ради высоких целей». Запомним это: уже у подростка Лондона появляется мечта о «высокой цели», во имя которой ему хочется жить и действовать.