Торберну только что исполнилось пятнадцать лет. Он очень любил охоту. Над синим озером целый день тянулись стаи диких голубей и садились вереницами на высохшие стволы у просеки. Как хотелось ему подстрелить их! Но напрасно он караулил их в течение долгих часов. Казалось, они в точности рассчитали, на какое расстояние бьет его старое охотничье ружье, и каждый раз шумно поднимались, не дав ему приблизиться. Наконец небольшая стая рассыпалась по кустам у ручья вблизи хижины, в которой он жил. Прячась за хижиной, Торберн осторожно подкрался к ним. Он наметил голубя, отделившегося от стаи, старательно прицелился и выстрелил. Почти одновременно раздался другой выстрел, и птица упала на землю.
Торберн бросился подбирать ее, но в то же мгновение из кустов выступил высокий молодой человек и поднял ее.
— Эй, Корни! Ты взял мою птицу!
— Твою птицу? Твоя вон куда улетела! Я увидел, как они рассаживались здесь, и решил сбить одного голубка из винтовки.
Внимательное расследование подтвердило, что голубя настигли одновременно и пуля винтовки и дробь старого охотничьего ружья. Стрелки целились в одну и ту же птицу. Оба от души посмеялись над совпадением, хотя, кроме смешного, в нем было много грустного, так как и съестных и боевых припасов не хватало в лесном жилье.
Корни был старший сын в большой семье. Желая обзавестись собственным домом, он снял участок в лесу. Две его взрослые сестры, степенная Маргет и веселая Лу, взялись вести его хозяйство. Торберн Олдер жил у них в гостях. Он только что оправился от серьезной болезни, и родные отправили его пожить первобытной жизнью в лесу, надеясь, что он сделается сколько-нибудь похожим на своих здоровяков-приятелей. Жилище их было построено из необтесанных бревен, без пола, с дерновой крышей, на которой буйно разросся бурьян. Однообразие окружавших их девственных лесов нарушалось лишь пролегавшей вблизи первобытной дорогой и сверкающим озером в каменистых берегах, за которым виднелся дом ближайшего соседа.
Жизнь их текла монотонно. Корни вставал на заре, разводил огонь, будил сестер и шел кормить лошадей, пока они готовили завтрак. В шесть часов завтрак был съеден, и Корни отправлялся на работу. В полдень, о наступлении которого Маргет узнавала по тени, падавшей от одного дерева на ручей, Лу вывешивала белую тряпку на жерди, и Корни, увидев сигнал, возвращался с пашни или сенокоса, грязный, загорелый и румяный. Тор иногда отсутствовал по целым дням. Вечером, когда все снова сходились за столом, он являлся с озера или с отдаленного горного хребта и ел ужин, который ничем не отличался от завтрака и обеда, так как еда была так же однообразна, как и образ жизни: свинина, хлеб, картофель и чай, иногда яйца, которые несла дюжина кур, ютившихся возле маленькой бревенчатой конюшни. Дичь ели редко, так как Тор стрелял плохо, а Корни был поглощен работой на ферме.
В лесу доживала свой век огромная старая ива. Смерть великодушно поступила с ней, послав ей три предостережения: во-первых, она переросла всех своих сестер, во-вторых, дети ее были уже взрослыми, и, наконец, сама она была пуста внутри. Зимний вихрь сломал ее и обнаружил большое дупло в том месте, где должна находиться сердцевина. Теперь ива лежала посреди освещенной солнцем просеки, как длинный деревянный грот, и в ней поселилась рысь, искавшая надежного приюта для будущих малюток.
Рысь эта была старая да впридачу еще тощая, так как год выдался плохой для хищников. Предыдущей осенью мор уничтожил главную их пищу — кроликов. Снежная зима с внезапной гололедицей истребила почти всех куропаток. Долгая дождливая весна переполнила пруды и реки, так что рыбы и лягушки оказались недоступными для когтистых лап, и наша рысь-мать страдала не меньше всех остальных хищников.
Слабенькие рысенята были только обузой для матери, отнимая у нее время, которое она могла бы употребить на охоту.
Любимая еда рыси — зайцы и кролики. Бывали годы, когда она ловила их по пятидесяти штук в день. Но в этом году ей не попалось ни одного.
Как-то раз она поймала красную белку, забежавшую в дупло ивы. В другой раз единственной ее пищей за день был вонючий уж. Затем выдался день вовсе без еды, и малыши жалобно визжали, так как им не хватало молока. Однажды она увидела большого черного зверя с неприятным, но знакомым запахом. Быстро и безмолвно она прыгнула на него и хватила по носу. Но дикобраз пригнул голову, хвост его взлетел кверху, и рысь-мать была поражена в десяти местах жгучими маленькими дротиками. Она вытащила их зубами, так как познакомилась с уловками дикобраза уже много лет назад, и одна только горькая нужда могла заставить ее теперь напасть на него.
В этот день она ничего не поймала, кроме лягушки. На следующий, во время долгой мучительной охоты, она услышала странный зовущий голос; он был ей неизвестен. Осторожно приближаясь к нему против ветра, она уловила много новых запахов и несколько неизвестных звуков. Громкий, ясный, раскатистый зов повторился, когда рысь-мать достигла открытой просеки. Посреди просеки находились два огромных выхухолевых или бобровых дома. Таких больших домов она никогда еще не видала. Они были сложены из бревен и расположены не на пруду, а на сухой полянке.
