У пятиклассника Вовки Глухова, конопатого плотного мальчика, мать в городской больнице. Еще с вечера Вовкин отец, военный летчик первого класса, уехал ее навестить.
– Ты же смотри, – сказал он на прощание сыну, – будь у меня образцово показательным. Ужин на столе, книги и цветные карандаши на библиотечной полке, Утром с первым поездом я вернусь. И мама со мной, возможно, приедет.
Ночью в кавказских горах лавина сорвала плотину, и огромный бешеный поток обрушился на мирно дремавшие домики авиационного городка. Вспененная вода бурно вырывалась из ущелья, подступала к щуплым финским домишкам, грозя затопить. Отчаянно ржали лошади, мычали коровы, лаяли собаки. Люди, застигнутые бедой, полуодетыми выскакивали на улицу.
Когда раздались первые грохочащие удары, Вовка втянул голову под одеяло в надежде, что скоро все прекратится и можно будет не дрожать от страха. Но удары повторились, на улице стали кричать, и оцепеневший от страха мальчик ясно понял: пришла» беда, надо спасаться. Кое-как одевшись, он бросился прочь из дома, по колено в воде бежал к высокому самшитовому дереву, что росло на крутояре. Багровые молнии рвали небо, черное и неприветливое. Вода была ему уже по грудь, когда мальчик, сбросив сандалии, полез по толстому стволу вверх, в кровь обдирая ладони и голые ступни. Достигнув надежной прочной ветви, он сел на нее, спиной прижался к мокрому стволу. Показалось, будто с другой стороны на одну ветку повыше, сопя, забрался еще какой-то мальчишка, куцый и толстый, будто бы одетый в летный комбинезон. «Ишь ты! – с завистью подумал Вовка. – Ему-то теперь не холодно», – и, пытаясь унять страх, закричал:
– Эй ты! Ты тоже от бури спасаешься?
– Угу! – донеслось с верхней ветки.
– А чего ты такой толстый? Небось отцовский комбинезон одел? У тебя отец тоже летчик?
– Угу, – повторился ответ.
– Повезло, – деловито рассудил мальчик, – а я вот в одном жакетике выбежал. До костей ветер пронизывает.
Было темно, внизу ревел обезумевший поток, подступивший к дереву. Оттого, что вода с каждой минутой поднималась, Вовке стало жутко. Хотелось говорить и говорить, чтобы чувствовать себя увереннее в этом кромешном, пугающем мраке.
– Отчего ты толстый? – продолжал он укоризненно. – Можно подумать, тебя мать с утра до ночи одним сгущенным молоком кормит. Ты в какой класс ходишь? Чегой-то я не замечал тебя в нашей школе. Наверное, в новой восьмилетке учишься?
– Угу, – последовал ответ.
– А как учишься? – продолжал свой допрос Вовка Глухов. – Я, например, почти по всем на пять. Только по одному письменному четверку схлопотал. Одну ошибку всего и сделал в контрольной – и на тебе, четыре с минусом. У нас Мария Васильевна строгая. А ты! Чего молчишь? Небось на одни тройки тянешь, раз такой неразговорчивый.
– Угу, – донеслось с верхней ветки.
– Да ты чего разгугукался! – сердито воскликнул Вовка. – Угу да угу, и ни одного больше слова. Глухонемой, что ли?
– Угу, – повторилось сверху, и за этим односложным ответом последовало сердитое сопение.
– Обиделся, что ли? – пожал плечами Вовка. – Вот чудак, с тобой и пошутить нельзя. Разве можно на шутку обижаться? А небось, как и я, в пятый класс ходишь.
– Угу, – подтвердил собеседник.
– Вот и сам согласился, – ободрил Вовка. – Давай я повыше залезу и к тебе прижмусь, а то совсем закоченел.
Глухов поднялся по дереву, попробовал ветку, на которой сидел незнакомец, – крепка ли достаточно, и, оказавшись на ней, спиной прижался к нему: сосед одобрительно засопел, а мальчику сразу стало тепло.
– Ишь ты, какой у тебя комбинезон. Как печка. Только, чур, не спать, а то в воду попадем.
– Угу, – согласился сосед. От пережитого напряжения, от ровного усыпляющего шума дождя и живого тепла, согревающего теперь его тело, Вовка сразу размяк.
Веки у него отяжелели, голова стала клониться набок, но угроза упасть вниз в бушующую холодную воду была настолько большой, что он моментально встряхивался, едва лишь пальцы, вцепившиеся в сучок, начинали слабеть и разжиматься. Так в полудремотном состоянии просидел он до самого рассвета.
Буря уже успокоилась, и уровень воды стал заметно снижаться. Ствол самшита все больше и больше выростал над утихающей, но все еще пенящейся поверхностью воды. Потом пригрело солнце, и над аэродромным поселком поплыли тревожные голоса его обитателей, окликавших друг друга. В этом нестройном гомоне услыхал мальчик и голос своей матери.
– Вовочка, сыночек! – испуганно звала она.
– Я тут, мамочка! – обрадованно откликнулся мальчик и незлобиво толкнул в бок своего ночного собеседника.
– Угу! – сердито откликнулся тот.
– Опять заладил свое «угу», – разозлился и Вовка. Он резко обернулся, желая посмотреть, что это за чудак просидел всю ночь с ним на одной ветке и ни слова не промолвил, кроме своего «угу», и едва не упал с дерева. Рядом с ним сидел лохматый бурый медведь. Слюнявилась розоватая пасть. Рыжими пучками дыбилась на крепкой груди шерсть.
С минуту мальчик и медведь, не отрывая глаз, смотрели молча друг на друга, затем как по команде прыгнули с дерева в разные стороны, позабыв о том, что высота была не такой уж малой.
