Зловещей кляксой в небесной синеве, расчерченной молочно-белыми полосами облачных барашков, казался черный силуэт парящей птицы. Одинокий ворон кружил над Нидербургом, опираясь мощными крыльями на восходящие потоки воздуха и терпеливо дожидаясь добычи. Только в этот раз падальщик ошибся: под городскими стенами не было ни битвы, ни казни. Под стенами проходил честный рыцарский турнир, после которого поживы воронью не оставляют.
Ристалище раскинулось напротив главных ворот – на подступах к Нидербургу. Просторное – достаточно длинное и широкое, чтобы два конных рыцаря могли как следует разогнать коней для копейной сшибки, – поле пестрело гербами и цветами известнейших родов остландского герцогства-курфюрства и ближайших окрестностей. Ландграфы, пфальцграфы, бароны и имперские рыцари, съехавшиеся на нидербургский турнир, старались перещеголять друг друга яркостью красок, пышностью свиты, богатством доспехов и убранством лошадей. От вида роскошных плюмажей, парадных плащей, дорогих конских попон, нагрудных гербовых котт, копейных банеров, тяжелых, расшитых золотом штандартов и раскрашенных щитов, собранных воедино, разбегались глаза и веселилась душа.
Ровное, хорошо утоптанное турнирное поле окружали напыщенные зычноголосые герольды в пестрых нарядах. В руках у герольдов поблескивали начищенной медью длинные трубы с гербовыми вымпелами Нидербурга. Трубы – трубили. Герольды громко и подолгу, на несколько голосов, с разных концов ристалища, дабы слышали все, объявляли каждого участника очередной схватки. А неподкупные судьи – тоже в броских праздничных одеяниях – следили за доскональным соблюдением всех формальностей рыцарского поединка.
Вторым, более плотным кольцом, а точнее – вытянутым овалом вокруг ристалища расположились тихие, скромно одетые, но вооруженные до зубов городские стражники и ландскнехты. Им надлежало поддерживать порядок подле турнирной ограды, оттеснять забывшихся зрителей, а при необходимости – разнимать слишком уж горячих поединщиков и гнать прочь незваных помощников – прытких рыцарских слуг и оруженосцев.
На небольшой насыпи – ближе к городским стенам – возвышались дощатые трибуны. Здесь, под расписанными навесами, в мягких переносных креслах гордо восседали знатные господа и дамы, изволившие наблюдать за схватками. Нидербургская знать надменно и холодно взирала на прочих зрителей, но с величайшим интересом разглядывала участников благородного состязания. На почетном месте – в центре трибун, окруженный полудюжиной телохранителей, сидел невысокий и немолодой уже мужчина с породистым лицом, кустистыми бровями, густой бородой и обильной сединой в волосах. Его светлость бургграф Рудольф Нидербургский – устроитель турнира. Геральдические красные львы, поднявшиеся на задние лапы, украшали одежды и кресло Рудольфа. Красный лев на желтом поле – таков был фамильный герб древнего дворянского рода, из коего происходил бургграф.
По левую руку от Рудольфа расположилась королева турнира – юная, светловолосая дева с изящным станом, тонкими правильными чертами округлого лица, болезненно-красными от возбуждения щеками и горящими восторгом глазами. Сходство с грубоватым бургграфом было невелико, однако именно это нежное создание приходилось дочерью Рудольфу. В дочурке своей отец души не чаял, а неземную красоту ее без устали воспевали миннезингеры по всему Остланду. Герде, прозываемой не иначе как Гердой-Без-Изъяна, исполнилось семнадцать. Девушке пора было присматривать жениха, и формально ристалищные игрища проходили в ее честь.
Ниже, под трибунами – справа и слева от насыпи – к местам знати осторожно, однако весьма настойчиво жались горожане, чье происхождение не позволяло пока подняться на один уровень с благородным сословием, но чей кошелек давал возможность держаться поблизости от избранных и даже состоять в городском совете. Такие уж наступали странные времена: знатные господа, обладатели прославленных гербов, герои былых войн и славных турниров, истинные рыцари без страха и упрека все чаще нуждались в услугах пухлой мошны. Потому и вынуждены были сейчас терпеть подле себя безродных, но состоятельных выскочек.
Выскочки эти либо теснились на длинных жестких, грубо сбитых и не прикрытых навесами скамьях, либо стояли у самой насыпи, переминаясь с ноги на ногу, изнемогая под собственным тучным весом и тяжестью душных дорогих одеяний. Богатые бургеры старались не замечать презрительно-насмешливые взгляды, обращенные в их сторону с высоты трибун. Напротив, главы цехов и гильдий, владельцы мануфактур и крупных мастерских, предприимчивые купцы и влиятельные ростовщики сами демонстрировали такое же презрение противоположной стороне ристалища.
А с противоположной стороны на ограждения напирала разношерстая толпа, состоявшая из представителей низших сословий. Желающих насладиться бесплатным зрелищем вблизи, а не с городских стен (тоже, впрочем, изрядно облепленных народом) среди черни хватало с избытком. Небогатые ремесленники и подмастерья, мелкие торговцы и крестьяне из предместий или близлежащих селений упрямо проталкивались к ристалищной ограде. Слишком близко простолюдинов, однако, не пускали: стража отпихивала особо ретивых древками пик и алебард. Пользуясь данной им невеликой властью, солдаты сами заняли лучшие места и делиться захваченными позициями ни с кем не собирались. Внимание бургграфских воинов из постоянного городского гарнизона и наемников-ландскнехтов, как и внимание прочего люда – знатного и не очень, – было сейчас полностью поглощено поединками.
