Перри Мейсон отвел взгляд от картонной папки с надписью «Важная корреспонденция, оставшаяся без ответа».
Было раннее утро понедельника. Делла Стрит, доверенная секретарша адвоката, в свеженакрахмаленной белой кофточке напоминающая медсестру, решительно посмотрела на него и сказала:
– Я внимательно все отсортировала, шеф. Тебе необходимо ответить на верхние письма. Те, что были снизу я уже убрала.
– Те, что были снизу? – переспросил Мейсон. – Каким же образом ты определила ненужные?
– Хорошо, я скажу, – призналась она. – Те письма пришли так давно, что на них уже нет смысла отвечать.
Мейсон откинулся на спинку вращающегося, видавшего виды кресла и скрестил длинные ноги. С серьезным выражением лица, словно вел перекрестный допрос свидетеля, он спросил:
– Теперь скажи мне честно, Делла, те письма лежали раньше в папке «Важная корреспонденция, оставшаяся без ответа»?
– Да.
– И ты внимательно прочитываешь все письма?
– Да.
– И исключаешь из них все те, что не требуют моего личного внимания, а оставшиеся складываешь в эту папку?
– Да.
– Тем не менее, сегодня утром, в понедельник двенадцатого сентября, ты убрала большую часть писем из папки?
– Совершенно верно, – подтвердила она с озорным блеском в глазах.
– Признавайся, сколько было писем?
– Ох, пятнадцать или двадцать.
– И ты ответила на них сама?
Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.
– Что же ты с ними сделала? – поинтересовался Мейсон.
– Переложила в другую папку.
– В какую?
– С надписью «Устаревшая корреспонденция».
Мейсон восторженно посмотрел на секретаршу и расхохотался.
– Великолепная идея, Делла. Убирать письма с глаз подальше в папку «Важная корреспонденция, оставшаяся без ответа», и пусть они лежат там, пока не подойдет время переложить их в папку с надписью «Устаревшая корреспонденция». Таким образом, отпадает необходимость вести переписку, можно не беспокоиться об этом и не ломать голову над сочинением ответов занятием, которое я искренне ненавижу... Знаешь, Делла, вещи, в свое время казавшиеся необычайно важными, постепенно утрачивают свое значение. Это как телеграфные столбы в окне мчащегося поезда. Сперва они огромные, заслоняют собой окно, а потом превращаются в едва различимою точку вдали. То же самое случается с большинством вещей, которые нам представляются поначалу важными и значительными.
Она улыбнулась и спросила с невинным видом:
– А телеграфные столбы на самом деле уменьшаются, шеф, или нам это только кажется?
– Конечно же, они не уменьшаются, просто мы от них удаляемся, ответил он. – На месте старых появляются новые, которые и заполняют вид из окна. Столбы всегда одинаковые. Но по мере того, как ты от них удаляешься, они... – Он замолчал и после некоторой паузы спросил: – Подожди минутку. Не пытаешься ли ты указать на ошибочность моих аргументов?
Он посмотрел на ее торжествующие усмехающиеся глаза и недовольная гримаса появилась на его лице.
– Я давно должен был понять, что бесполезно спорить с женщиной. Хорошо, Саймон Легри [Саймон Легри – ставшее нарицательным имя рабовладельца из романа Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома»], приготовь свой блокнот, сейчас мы ответим на эти чертовы письма!
Он вздохнул, развязал тесемки на папке, вынул из верхнего конверта письмо, пришедшее от известной адвокатской конторы, прочитал его и сказал:
– Напиши им, что предлагаемое дело меня не интересует, даже если они удвоят гонорар. Ординарное дело об убийстве. Молодой женщине наскучил старый муж, она выпустила в него шесть пуль, а теперь рыдает и лжет, будто он напился и хотел ее избить. Они прожили вместе целых шесть лет, его пьянство для нее не новость, а ее рассказы, что он грозился ее убить, не совпадают с показаниями других свидетелей.
– Что из сказанного я должна написать? – спокойным деловитым тоном спросила Делла Стрит. – Нужно ли в письме излагать твои соображения?
– Напиши только то, что я не заинтересован в их предложении. О, Господи, еще одно. Мошенник, продавший множеству легковерных людей ничем необеспеченные акции просит, чтобы я доказал, будто он действовал в рамках закона. – Мейсон сердито отодвинул папку в сторону и заявил: – Я хочу, Делла, чтобы люди научились отличать серьезного адвоката, представляющего людей, ложно обвиненных в преступлениях, от ловкача, который охотно становится молчаливым соучастником в дележе прибылей, полученных от преступлений.
– Каким образом ты объяснишь эту разницу Суду? – усмехнулась она.
– Преступление всегда личное, – заметил Мейсон. – Улики не безликие. Я никогда не берусь за дело до тех пор, пока у меня нет полной уверенности в том, что мой клиент не мог совершить преступления, в котором его обвиняют. Если же я уверен в невиновности клиента, то знаю, что всегда существует несоответствие между самыми, казалось бы, несомненными уликами и выводами, которые на их основании сделала полиция. И я нахожу это несоответствие.
– В таком случае, твое занятие больше напоминает работу детектива, чем адвоката, – рассмеялась Делла.
– Нет, – серьезно сказал Мейсон. – Это совсем разные профессии. Детектив собирает вещественные доказательства. Со временем он приобретает опыт и знает, где и что надо искать, к кому за чем обращаться и как действовать. А адвокат объясняет эти вещественные доказательства, связывает их одно с другими. Постепенно он узнает...
