Иллюстрация Киры Артемьевой
Как-то мы с приятелем случайно встретились на углу Серпуховской и Павловской улиц и разговорились, присев на крыльце продуктовой лавчонки, той, что позднее других закрывается в этом квартале.
Беседуя, мы с любопытством поглядывали в прозрачное окно-витрину. Оно было приоткрыто и сквозь него нам было не только видно, но и слышно все, что происходило внутри.
Продавщица, рыжая невзрачная женщина с безнадежно тоскливыми глазами, нависая над прилавком, нехотя, односложно и резко отвечала на вопросы двух покупательниц.
— О, такую я бы ни о чем просить не рискнул! — сказал приятель. — Похожа на сушеную воблу. Наверняка мегера.
— Внешность обманчива, — усмехнулся я. — К женщине надо иметь подходы. А у этой муж — ничтожество и мерзавец. Пьет и бьет. Есть у нее маленькая дочка, на которую она молится. Но старуха-свекровь покоя не дает обеим. У этой женщины душа не на месте. А ведь она… Впрочем, смотри-ка лучше сам.
Дверь магазина приоткрылась — брякнул колокольчик.
От порога прозвучало мягкое, бархатистое:
— Мррр-мяу.
Усатая черно-белая физиономия всунулась в лавку. Крупный пушистый кот с боевой отметиной — багровым шрамом через глаз и ухо, переступил лапами на пороге и тут же скрылся.
— Мяу! — воззвал он из-за двери.
Вялое лицо продавщицы вспыхнуло нежным девичьим румянцем. Прервав саму себя, она обратилась к покупательницам:
— Простите, пожалуйста, ведь вы подождете минутку? Он пришел! Так давно не появлялся, и вот…
Удивленные дамы кивнули.
— Конечно, Галочка! — сказала одна из них.
Мы с приятелем переглянулись.
Продавщица Галочка юркнула в подсобку и спустя секунду выскочила оттуда с миской кошачьего корма — запах разнесся по всему магазину.
С умилением глядя, как зверь поедает предложенную пищу, Галочка ворковала, объясняя женщинам:
— Вы не поверите, какой он деликатный! Никогда не заскакивает, не орет, не требует, как другие. Здесь ведь много кошек шляется. Те лезут внаглую, приходится выгонять. А этот — мой любимец… Явится, одну лапку на пороге поставит: «Мяу!» Покажет — мол, я здесь. И — сразу за дверь. Ждет, пока я к нему выйду. Такой милый, воспитанный. Настоящий принц кошек! Он очень давно не заходил. Я уж и беспокоиться начала…
Глаза ее увлажнились, грубоватый голос смягчился. Все теплое, страстное, женское пробудилось, заиграло в глазах, улыбке и телодвижениях ее — помимо воли.
Краснея, она не в силах была скрыть, удержать свою радость — как молодая жена, которая, еще не зачерствев с годами супружества, встречает суженого после долгого дня разлуки заботой и миской домашнего варева, думая при этом о предстоящей ночи и вспыхивая от воспоминаний о предыдущей.
Потрясенные переменой покупательницы с удивлением наблюдали за продавщицей Галочкой…
— Вот. Что скажешь? — спросил я приятеля.
— Вижу, ты питаешь к ней определенные чувства. Может, пора что-нибудь предпринять?
Его слова удивили меня. И заставили задуматься.
* * *
«Этот кот — единственное существо, которое меня по-настоящему любит. Только он один меня понимает.
Говорят, кошки эгоистичны. Говорят, они не могут быть благодарными. Но разве это не благодарность, не преданность? Он такой ласковый, такой нежный».
Прибирая товары с витрины, Галина готовила магазин к закрытию — подсчитывала и снимала кассу, завязывала мешки, закрывала коробки, сметала мусор. Она не спешила, хотя темнота уже разлилась по переулку и в подворотне дома напротив затаились черные тени.
Возвращаться домой не страшно. Страшнее то, что ожидает дома. Горы грязной посуды — не райский ландшафт, способный привлечь и обрадовать женщину. И в нем муж, который постоянно пьян. А если случайно в какой-то день он трезв, то это еще хуже: от похмелья он впадает в раздражительность и лупит за всякий пустяк. Свекровь терпеть не может невестку: держит за прислугу, наговаривает сыночку гадости. Боится, что Галина нарушит ее незыблемые права хозяйки дома. Старуха и внучку свою нянчит, словно котенка тискает. Сидит с ребенком, только чтобы Галина работала. Конечно! Кому еще и работать в семье, кроме Гали?
Нет. Ни здесь, ни дома — нигде ничего нет для нее, кроме работы. Работы и тоски. Безбрежной, бесконечной, серой, как мышиные хвосты…
Колокольчик над дверью неожиданно звякнул.
— Магазин закрыт!
Спохватившись, что забыла запереть дверь, Галина бросилась ко входу, но кто-то уже вошел. Дверь захлопнулась за ним.
Женщина успела заметить только высокую тень: лампа дневного света, горевшая над прилавком, ярко вспыхнула и погасла. В темноте прозвучал мужской голос — теплый и завораживающе мягкий. Что-то смутно знакомое услышала в нем Галя.
— Это я, — сказал ночной гость. — Ты ждала меня?
— Кто вы? — прошептала рыжая продавщица, вглядываясь во мрак. Тусклый свет ближайшего уличного фонаря порождал странную игру теней на стенах и предметах, но не вносил ясности в окружающую реальность. — Кто… ты?
— Твой волшебный принц. А ты моя любимая принцесса. Поцелуй меня.
Как близко его дыхание! И сколько мягкой силы в его руках. Галина не успела и шагу ступить — он обхватил ее плечи. И прикосновение было таким бережным, каким только и может быть прикосновение тьмы — когда бытие того, кто обнимает, скрыто и растворено в едином этом ощущении близости, и свет не нужен, чтобы знать друг друга. Сердце Галины звякнуло льдинкой.