Качаясь и бормоча что-то про себя, Иван Иванович Сидоров наконец-то добрался до двери своей квартиры.
Минут пять он искал в карманах ключ, еще минут десять вставлял его в замочную скважину. Открыв кое-как дверь, Сидоров, не разуваясь, побрел в спальню. Жены там не оказалось. Заглянул в детскую комнату — сына тоже не было дома. Иван Иванович ввалился в зал и замер. В кресле, освещенная слабым светом бра, сидела его жена Любаша.
— Ну, наконец-то, — прошептала она со вздохом. — Я думала, так и не свидимся больше. Садись. Нам надо поговорить.
Тихий печальный голос жены оглушил Сидорова сильнее залпа десятка мортир. Он был готов к скандалу, он приготовился выслушать и отпарировать любые упреки и обвинения, а тут…
Иван Иванович нерешительно потолокся в дверях и присел на край дивана.
— Э-э-э… — промямлил он. — Тут, понимаешь, это… друзей встретил, ну и…
— О чем ты, Ваня? — Любаша подняла на Сидорова заплаканные глаза. Разве это так важно?
— Как? — не понял тот. — Так мы же это… выпили п-по сто, нет, по двести пи-исят граммов…
— Ну выпили и ладно. В первый раз разве? Не о том я, Ваня…
— Нет, ты постой. — Слова Любаши задели Ивана Ивановича за живое. — Ты это… что-то не туда клонишь. Что значит: не в первый раз? Ну да, пью иногда. Так ведь эти… стрессы. И врачи советуют. Я ж тебе показывал статью этого…
— Помню, Ваня, помню ту статью.
— Помнишь, а сама: в первый раз, что ли!..
— Ваня, — хоть и решительно, но с дрожью в голосе перебила Сидорова жена. — Мы должны расстаться с тобой.
Иван Иванович тупо уставился на жену. Внутри у него неприятно похолодело.
— Ты что, уезжаешь?
— Точнее, улетаю, — вздохнула тяжело Любаша.
— А… Ты с Сашкой к маме…
— Нет, Ваня, насовсем. — Жена приложила к глазам мокрый от слез платочек и замолчала.
На лбу у Сидорова выступила холодная испарина.
Дышать стало трудно.
— Любаш, — забормотал он. — Ты п-п-подумай, что г-г-говоришь-то?! Н-ну выпил. Честное слово: в последний раз! Брошу, Люб, мы ж с тобой столько лет душа в душу…
— Не уговаривай, Ваня. Ничего уже нельзя изменить.
— Что, хахаля нашла?! — взревел Сидоров. — Все вы!..
— Ваня!
— Что, Ваня? Раз Ваня — так дурачок? Умнее откопала?
— Прекрати истерику, — сухо приказала Любаша.
Иван Иванович замолчал. Боль, мелькнувшая в глазах Любаши, непривычная интонация приказа подействовали на него как ледяной душ.
— Да, я улетаю, но не к другому мужчине, как думаешь ты, — в голосе Любаши звучала нескрываемая горечь. — Я улетаю в другую галактику, на новую родину плазметян.
— П-подожди, подожди… О чем это ты? — Иван Иванович потер лоб и удивленно посмотрел на жену. — Что за вздор ты несешь? Кто из нас свихнулся: ты или я? А… Слушай, Любаш, ты только не волнуйся… Я сейчас… сейчас… Я только позвоню… Приедет доктор и… — Сидоров попытался встать.
— Сядь и не суетись, — одернула его Любаша.
— Нет, Любаш, я понимаю, я пьян… А! — засмеялся Сидоров. — Я все понял! Ты просто разыгрываешь меня! Ну да, конечно. Я тоже иногда почитываю эту… сайнс… как ее там?… фикчен, что ли? Фантастику, в смысле…
— Почитывал, — невесело усмехнулась Любаша. — Когда поменьше пил почитывал.
— Ну, почему же?
— Только не шучу я, Ваня.
— Ну-ну! — хмыкнул Сидоров и поудобнее уселся на диване. Жена не уходила к другому, и на душе Ивана Ивановича отлегло. — Давай-давай дальше! — У тебя это здорово получается.
— Ваня…
— Нет, нет. Ты продолжай. В самом деле занятно, — балагурил он, не замечая обиды и жгучей тоски в глазах жены.
— Ну что ж, — тихо сказала Любаша после некоторого молчания. — Верить или не верить — твое дело.
Любаша задумалась, словно подбирая слова.
— Родилась я миллиарды лет назад. В ту пору планета, на которой ты живешь, была совершенно непохожей на нынешнюю. Из огненной лавы еще и не начинали вырисовываться контуры первых материков. Жизни, в вашем понятии этого слова, не было и в помине. Зато был избыток свободной плазмы, свободной энергии…
— Бр-р-р, — передернул плечами Иван Иванович. — Какие страсти! А скажи мне, старушка ты моя доисторическая, откуда взялась ты, ежели жизни не было? Прямо нонсенс какой-то!
— Я сказала, что не было жизни в вашем понятии слова — биологической, зато невиданного расцвета в то время достигла плазменная форма жизни.
— Это как? Что-то я не понял.
— Не знаю, сможешь ли ты представить такое, — с какой-то отрешенностью в голосе продолжила Любаша, — но впервые на Земле разум породила самоорганизовавшаяся плазма — вещество в четвертом состоянии. Цивилизация плазметян достигла такого уровня, что возможны стали полеты в соседние галактики. Именно тогда я отправилась в составе межгалактической экспедиции к туманности Андромеды.
— А куда же подевалась ваша плазменная цивилизация? Неужто остыла и вышла вся?
Любаша взглянула на стенные часы. Снова вздохнула.
— Ты можешь иронизировать сколько угодно, но о судьбе ее мы сами узнали совсем недавно. Вернувшись на Землю тридцать лет назад, мы были поражены. Она остыла, появились океаны и материки, на планете бушевала биологическая жизнь. Почти тридцать лет искали мы следы наших предков и потомков. Изучили все древние письменные источники, хранящиеся в ваших музеях и архивах, обследовали Землю, Луну, всю Солнечную систему, и только совсем недавно, буквально на днях, мы нашли письмо наших потомков, оставленное для нас.
