Андрей ВЯЗОВ
ЛЕТУН
Фантастический рассказ
"Для того, чтобы полететь, надо отказаться от всего, что в тебе тяжелее воздуха", - так начинался трактат "О полетах без моторов, дизелей и других механизмов". Он существовал всего в одном экземпляре, и его автор, странноватый мужичок неопределенного возраста, суетясь и толкаясь, пытался продать его на книжном базаре. Он просил недорого, но покупателя не находилось. Вероятно, покупателей, с одной стороны, обескураживала цена, а с другой - сам трактат. Он был написан от руки, явно неустоявшимся почерком, с ошибками, местами вообще полуразборчиво... К тому же умещался он в тоненькой ученической тетрадке, исписанной не до конца и имевшей вид потрепанный и замызганный - словно на нее клали блины. Да и сам мужичок вел себя для завсегдатаев книжного базара необычно: таскался с понурым видом и выкрикивал:
- Кому трактат? Дешево продаю трактат!
И все же Белозерский, человек во всех отношениях скромный, пожалуй, даже неуверенный в себе, любитель всевозможных букинистических редкостей и потому частый гость книжного базара, спросил, когда мужичок проходил мимо:
- Кем он хоть написан, этот трактат?
- Мной, мной написан, - встрепенулся мужичок, - берешь?
- О чем же трактат? - вежливо осведомился Белозерский.
- О том, как научиться летать, - ответил мужичок, подходя к Белозерскому поближе.
- Летать? - удивился Белозерский.
- Ну да, летать.
- Серьезно?
- Стал бы я врать! Пойдем, я тебе все объясню, - мужичок схватил Белозерского за рукав и потащил в сторону маленькой березовой рощи.
Книжный базар, полулегальное сборище книголюбов, перекупщиков и спекулянтов, располагался в небольшом пригородном лесочке; за ним начинались поля, на которых там и сям виднелись кусты и березовые рощицы. Белозерский не умел сопротивляться. К тому же ему не хотелось привлекать к себе внимание и, проклиная себя за податливость, он потащился за мужичком, надеясь под каким-нибудь предлогом от него отделаться. Мужичок шел впереди походкой вечно куда-то спешащего и издерганного человека, и Белозерский с трудом успевал за ним. Наконец они вошли в рощу.
- Да вот хоть здесь, - пробормотал мужичок и присел на полусгнивший пенек. - Так значит ты летать хочешь? - обратился он к Белозерскому. - Это запросто! Трактат чепуха, для отвода глаз. Вернее, для интереса. Тут даже никакого трактата и не нужно - до того все просто!
Белозерский молчал. На некоторое время мужичок тоже замолк, а затем продолжал:
- Трактат я тебе, конечно, отдам, но сперва в двух словах объясню все, что в нем написано. Значит так, - мужичок потер ладонью лоб, - прежде всего, для того чтобы полететь, необходимо отказаться от тела, которое заведомо тяжелее воздуха.
- От какого тела? - оторопел Белозерский.
- От своего! - пояснил мужичок.
- Но как же это можно? - удивился Белозерский.
- Очень просто! Тебе зачем тело? Для форсу? Да оно и не твое вовсе!
- Как это не мое?! - возмутился Белозерский. - И как это я от него могу отказаться, если это я сам и есть? Чушь просто какая-то!
- Да ты не кипятись, - тихо и ласково сказал мужичок, - ты не жалей тело-то свое. Оно положенный срок отработает и как ты не ухищряйся сгинет. Сгниет и растворится в земле. Тебе его природа дала, она и отымет. Для чего ж за него цепляться?
- Но как же я без него могу быть?
Белозерский даже вспотел.
- А кто же говорит, что без него? Ты подумай только, что оно, такое вот, созданное природой, по своему даже хорошее, не твое. Ты сам по себе, а тело оно дано тебе взаймы, ни сам ты его выбирал, ни сам строил. Без этого ничего не будет.
- Ну ладно, черт с ним, с телом, - раздраженно и нервно проговорил Белозерский, - отказываюсь я от него. Не мое оно, не мое! Ну и что теперь?
- Теперь самое тяжелое, - вздохнул мужичок, - надо отказаться от всяких тяжелых мыслей - они теперь не дают тебе полететь. Подумай, что все люди...
- Братья и сестры?! - чуть не закричал Белозерский, перебивая мужичка. - И возлюби ближнего своего, а когда ударят по правой щеке, подставь левую. Ты что, в веру меня обратить хочешь?! Не верю я ни в какого бога и никогда не поверю!
- А при чем тут бог? - тихо спросил мужичок и оторопело уставился на Белозерского. - Да и нет никакого бога. Я это точно знаю. Чего кричать-то?
- Интересно, как это ты точно можешь знать, что бога нет? Можно верить или не верить, а доказать, что он есть, или что его нет...
- А чего тут доказывать? Я все своими глазами осмотрел. Мне ничего доказывать не надо.
- Что ты осмотрел? - не понял Белозерский.
- Как что? Вселенную. Я ее знаю как свои пять пальцев. Ничего интересного. Я бы даже сказал - скучно. И бога никакого нет. Ты, конечно, можешь подумать, что я сошел с ума, - горестно вздохнул мужичок, - но ты сначала послушай, как было дело, а потом суди. Я ведь летать-то научился, хотя у меня условия для этого были самые неподходящие. Родился я в селе, учился там, работать начал - трактористом. И вот, понимаешь, заело меня, отчего бы это мне и не полететь? Дело-то ведь нехитрое, если к нему с умом подойти. Ездию я на своем тракторе по полю - пашу, а сам думаю, как бы это мне полететь? Что, думаю, мне мешает? Ну и додумался - тело мешает. Оно же тяжелое. Я тогда сразу раз и отказался от него. Но как сидел в кабине, так и сижу. Никуда не полетел. В чем же, думаю, дело? Целый месяц, хоть ты меня разорви, не мог догадаться, и вдруг - осенило! Мысли пакостные меня держат, вот что! Они же, эти пакостные и нехорошие мысли - тяжелые. Они же в самом нутре сидят, на самом дне души. Стал я от них избавляться, отказываться от них, и так одну за одной из себя повытаскал. Поверишь, нет - помню даже самую последнюю гадкую мыслишку; что если я летать научусь, значит я великий и талантливый человек. Едва я от нее отказался и выбросил вон, чувствую - могу лететь. Остановил я трактор, спустился на пашню. Тишина. Лесочек рядом невеликий и над лесочками птички порхают: порх-порх, порх-порх. Эх, думаю, была не была, рванулся... и полетел! Невысоко, вполдерева, но плавно так, хорошо. Поднялся чуток выше, чувствую, ветерок ласковый дует. Эх, думаю, на земле его и не чувствуешь, а здесь - пожалуйста. Смотрю с высоты-то - в реке бабы голые купаются. Мужичок захихикал. - Эх, не забыть мне свой первый полет никогда в жизни, - умиленно добавил он и продолжил: - Так с того раза и повелось. Приеду я в поле, попашу, попашу и никак не могу удержаться - летать начинаю. Ну, в общем, долетался до того, что выгнали меня из совхоза за систематическое невыполнение плана. Я было попытался объяснить, что летать научился, но никто и слушать меня не захотел. Нашел, говорят, дураков. Решил я податься в город, там, думаю, люди поумнее, пообразованнее. Да вот к кому ни обращался, с кем ни заговаривал об этом деле, все от меня шарахаются, словно я умом повредился.
