Молодой человек со смуглым широким лицом медленно спускался по лестнице «Большой механы». На пороге он на миг остановился и осмотрелся. Хотя ресторан был новым и пользовался хорошей репутацией, молодой человек ничего особенного не ожидал от его посещения. Он вообще не любил так называемых предприятий общественного питания, его утомляли шум и толчея. Он занимался сложными проблемами, однако предпочитал во всем простоту и ясность.
Официант, окинув посетителя беглым взглядом, сразу оценил его.
— Ведь вы на банкет?
— Да, — коротко ответил вошедший.
— Кажется, вы раньше всех, — любезно сказал официант.
— Не сомневаюсь.
Взгляд его был прямым и тяжелым. Он казался несколько громоздким и неуклюжим, хотя был среднего роста. «Ты похож на тяжелую воду», — шутили о нем на курсе. У него была коротковатая шея, как у человека, который не любит оборачиваться назад. Впрочем, это мешало ему только тогда, когда надо было дать машине задний ход.
— Прошу вас, проходите! — любезно пригласил его официант.
Молодой человек присел к столу, накрытому для банкета. Блестящие приборы, расписанные в мягких тонах, словно коричневый ручей текли по скатерти. Повсюду стояли гвоздики, испускавшие сильный запах. Молодой человек посмотрел на часы — без трех минут восемь. Точность была для него законом, и теперь ему стало немного не по себе, он не мог понять, кто же, в сущности, нарушил этикет — он или остальные.
Ужин назначен на восемь часов, но, по его мнению, приличие требовало прийти минут на пять раньше. А ровно в восемь все должны сидеть за столом, как перед экзаменационной комиссией.
Ужин был не официальным, скорее дружеским — слушатели курсов устраивали складчину. Разумеется, был приглашен и полковник Дерменджиев со своим заместителем. Курсанты-выпускники перед отъездом на периферию давали ужин в честь своего бывшего начальника. И в свою честь, разумеется, так как после долгой совместной учебы они расставались, может быть, навсегда. Такое событие нужно было как следует отметить, хотя само по себе употребление спиртных напитков не почиталось в их среде особой добродетелью.
Точно в восемь в зале действительно появилось человек десять молодых людей, очень веселых, словно они где-то уже выпили. По званию большинство из них было лейтенантами. Гражданская одежда сидела на них не очень ловко, скорее их можно было принять за крановщиков или механизаторов. Но зато настроение у всех было отличное.
— Здравствуй, Христо…
— Ты опять первый. Это, брат, тебе не учебный плац.
— Держу пари, что он принес с собой зубную щетку! — засмеялся кто-то.
Капитан Димов слушал их снисходительно. Действительно, если случалось уезжать хотя бы на полдня, он всегда прихватывал с собой зубную щетку. Но зато он был первым на курсе и свой капитанский чин получил досрочно за особые заслуги при раскрытии уголовных преступлений. Это был молчаливый человек, недружелюбный на вид, но никто на курсе не сомневался в его золотом сердце, даже в тех редких случаях, когда он сердился. Лейтенант Радев, выделявшийся своим франтовством среди собравшихся, смотрел на Димова с таким любопытством, словно у того на лбу что-то нарисовано.
— Христо, а верно ли, что тебя посылают в Н.?
— Да вроде бы так, — неохотно ответил капитан.
— И ты согласился?
— А кто нас будет спрашивать? — на этот раз с легкой досадой произнес капитан.
— Обычно спрашивают.
— Спрашивают формально… Но фактически это приказ. Те, кто услышал эту новость впервые, удивились. Для лучшего на курсе это выглядело скорее наказанием, чем наградой. Все думали, что такой опытный специалист, как Димов, останется на работе в Софии, а его, оказывается, посылают в один из самых маленьких городков страны.
— Ну хоть от Софии недалеко, — сказал кто-то. — Да и городок спокойный. Так что не будет лишних хлопот.
Остальные посмотрели на него неодобрительно — такой довод мог скорее рассердить капитана.
— Послушай, почему ты не скажешь полковнику? — воскликнул Радев. — Ведь это же несправедливо.
— Я уверен, что он знает…
— Может, и не знает. Так или иначе ты должен ему сказать.
Капитан Димов сморщился, его круглое лицо потемнело.
— Мне неудобно, — пробормотал он.
— Я начну разговор! — сказал лейтенант. — Только ты не молчи как чурбан.
Димов пожал плечами. Видно было, что он огорчен, но ему не хотелось говорить об этом при всех. И все же позднее этот разговор состоялся. Как раз в тот момент, когда они мучились с пережаренным мясом — жирным, жилистым и соленым. В сущности, одной порции хватило бы на всех. Однако полковник Дерменджиев не испугался такого количества — размеренно жевал, и, кажется, лишь он один доел все до конца. Только после этого беззлобно пробормотал:
— Вроде бы немного пересолили…
Вокруг засмеялись, сдержанно и учтиво. Но майор Пенелов, самый старший на курсе, вдруг выпалил:
— И кто им велел пережаривать? Пастырма должна быть тонко нарезанной и сырой.
Несколько морщин появилось на гладком лбу полковника — явный знак неодобрения.
— Ты слишком придирчив, — сказал он. — Пастырма как пастырма.
— А я думаю, мы должны быть придирчивы! — обиженно пробормотал майор. — Даже слишком придирчивы. К этому нас обязывает служба.
