Жил-был Человечек,
Человечек — Огуречек.
Домик был у Человечка,
Странный дом у Огуречка,
Человечка — Огуречка.
Почтальон туда вошел.
Носа вмиг лишился он…
Теплый ветер поднимал тугие вихри тяжелых дождевых капель. Люди бежали по улице, легкая летняя одежда липла к их телам. Небо неожиданно потемнело: низкие черные тучи, дальние раскаты грома. Ребятня, обутая во флюоресцирующие пластиковые сандалии, солдатиком прыгала в фонтан, служивший во славу города и украшавший центр площади. Продавец мороженого, которого гроза застала врасплох, принялся судорожно сворачивать свою торговлю.
Дождь, он начался неожиданно, это приятно, как будто провели прохладной рукой по лицу. Автобуса так и нет. Мои ноги — они стоят одна параллельно другой — твердо упираются в землю, двигаю правой, теперь левой, это мои ноги, они мне подчиняются. Пальцы, сжимающие ручки полиэтиленового пакета, вы принадлежите мне, вы мои верные солдаты, небрежно качните пакетом, а вы, мои губы, послушно и лицемерно пробормочите: «Ну и телка!» А тем временем глаза, верные видоискатели хищника, они в упор рассматривают бедного недоумка в форме, который стоически несет под этим ливнем службу, один посреди скопления машин.
Полицейский Марсель Блан устал. Просто вымотался. Он смотрел, как вокруг него бесконечной чередой крутятся, будто в карусели, потоки машин, слушал, как тяжело вздыхают спешащие орды людей. Он изнывал от жары, ему очень хотелось пить, ноги горели, и мочевой пузырь был переполнен. Он сказал Мадлен, что придет вечером часам к восьми. Она будет его сварливо ждать, дети уже получат полагающиеся им затрещины, телевизор будет надрываться… «Еще три месяца все это терпеть, и решение о разводе будет вынесено», — мысленно вздохнул он, приглаживая усы, которые были такими же рыжими, как и коротко подстриженная курчавая шевелюра.
Полицейский Марсель Блан мок под летним дождем, машинально отмечая все, что творилось вокруг него: молоденькая продавщица из книжного магазина слишком громко смеется в компании двух немцев в дырявых джинсах, демонстрирующих свой пирсинг, директор соседнего кинотеатра ведет серьезную беседу с управляющей бельевого магазина, — и мечтал, как он сбежит от всего этого на Багамы с прекрасной брюнеткой из «Короля Шаверны» и они, сорвав одежду, будут кататься по теплому песку безлюдных и экологически чистых пляжей.
В конце концов появился автобус и остановился посреди лужи. Выплюнул толпу нагруженных пакетами пассажиров, которые радостно подставляли дождю лица. Дошла очередь и до молодой женщины в черной юбке с густыми темными кудрями и едва заметной бледно-голубой татуировкой на лбу. За руку она держала проказливого кудрявого мальчишку четырех-пяти лет. Куртка со множеством карманов, перетянутая тяжелым кожаным ремнем в заклепках, подчеркивала ее талию и тугую грудь.
Черные глаза женщины, прежде чем обратиться к мальчишке, случайно встретились с серыми глазами Марселя. Он, сам того не желая, проследил за женщиной взглядом. Что-то завораживало в гордых и резких чертах ее лица, в плавной походке. Мимоходом его взгляд отметил и невысокого мужчину, который переминался с ноги на ногу, помахивая своим пластиковым мешком, но на коротышке не остановился. Девушка просто завладела его воображением. Он видел ее каждый день. Голубая татуировка на лбу указывала на Северную Африку. Ветер пустынь… «М-да… но эти девицы из пустынь не для белого человека», — говаривал Жан-Ми, официант из «Клариджа».
Крики и брань вернули его на землю. Женщина в костюме от Шанель орала на молодого человека, который чуть не задел ее, открывая дверцу своего спортивного автомобиля с открытым верхом. Марсель почувствовал, что необходимо его вмешательство. Женщина качнула копной густых седых волос, проворчала что-то по поводу «этих трусливых фараонов» и удалилась, проведя исподтишка по капоту острым концом своего дорогого зонтика.
Марсель вздохнул. Еще год, и можно подавать на звание лейтенанта. А пока что, поскольку диплома у него не было («Дипломы, это для бездельников», — нудил его отец, починая второй литр красного вина), Марсель и не высовывался: вкалывал по восемь- двенадцать часов в день, так как в разгар сезона народу не хватало.
Коротышка что-то вынул из пластикового пакета и украдкой поднес ко рту.
Марсель посмотрел на часы и подумал, что умирает с голоду.
Коротышка тем временем разглядывал Марселя, который не обращал на него внимания. Он улыбнулся, обнажив противные острые зубы, желтые от курева и отсутствия зубной щетки. Коротышка не любил воду из-под крана, саму мысль о прирученной воде, текущей из душа. Не любил зубную пасту, ее мыльный вкус. Не любил липкость мыла. Его жирную маслянистость, которая заглушала приятный запах кожи. Он сконцентрировался на том, что перетирали его зубы.
Сырое мясо хорошо для десен. Жуйте, челюсти. Насыщайтесь вкусом. Наполняйтесь соком. Перетирайте вкусные волокна прямо под длинным носом этого бедняги Марселя!
Рация Марселя неожиданно ожила: «Срочное сообщение, повторяю, срочное! Тупик Ла Помп, квартал Сен-Луи и Жоффр».
— Иду!
Упругим спортивным бегом полицейский Марсель Блан устремился к переулку, начинавшемуся на другой стороне площади, и таким образом оказался рядом с молодой женщиной с татуировкой. Марсель на бегу корректно поздоровался с ней, приложив два пальца к форменной фуражке. Именно поэтому он не заметил уличного фонаря и врезался в него со всего маху. Удар был такой силы, что отозвался аж у него в пятках. Но долг превыше всего, Марсель не остановился; презрительно фыркая, он продолжил свой бег, несмотря на восхитительную шишку величиной с голубиное яйцо, вспухавшую у него на лбу.
