Ехали краем леса.
Телега катилась по пыльной дороге, подскакивала на корневищах; в передке телеги звякала какая-то железка.
Солнце клонилось к закату, а было жарко. Было душно. Пахло смольем, пылью и земляникой.
В телеге двое: мужчина и женщина. Примерно одних лет — под тридцать.
Женщина сидит впереди, у грядушки, правит. Мужчина лежит за ее спиной на охапке зеленой травы, смотрит вверх, в безоблачное небо, курит.
Молчат.
Женщина, склонив голову, постегивает концом вожжей по своему сапогу. Думает о чем-то.
Ехали со станции уже часа два. Поговорили о здешних краях, о том о сем… И замолчали.
Рослый гнедой мерин бежит ровной неторопкой рысью. Фыркает, звякает удилами… Женщина время от времени поднимает голову, дергает вожжами и говорит лениво:
— Но-о!.. Уснул?
Гнедко косит назад фиолетовым глазом, навостряет ухо, но рыси не прибавляет. Женщина опять склоняет голову и похлестывает по голенищу сапога скрученным концом вожжей. Когда телега наклоняется в ее сторону, она упирается руками сбочь себя и подвигается немного в глубь телеги. При этом белая кофточка плотно облегает ее спину. Мужчина поворачивает голову и подолгу напряженно смотрит на женщину, на красивую шею ее, на маленькие завитушки русых волос около ушей. Потом опять курит и глядит вверх.
С неба льются мелко витые серебристые трели жаворонков. В горячем воздухе висит несмолкаемый сухой стрекот кузнечиков. Вокруг — в лесу, в поле — покой. Покой и горячая истома на всем.
Мужчина сел, бросил окурок на дорогу, закурил новую.
— О чем думаете? — спросил он.
— Так. Ни о чем, — негромко ответила женщина, продолжая постегивать вожжами по сапогу.
Мужчина откинул с высокого красивого лба льняную прядь волос, сел рядом с женщиной. Она посмотрела на него. Глаза у нее серые, ясные.
— А жаркий денек. Я не предполагал, что у вас такая жара бывает. Сибирь все-таки.
— Бывает, — отозвалась женщина и дернула вожжи.
Мужчина глубоко затянулся… Над головой его колыхнулось тонкое синее облачко и растаяло.
— А вы что, специально встречать на вокзал ездите?
— Нет, мы врачиху свою ждали, а она чего-то не приехала. — Женщина опять повернулась к попутчику.
Тот поспешно отвел от нее глаза… Потянулся, сказал с чувством:
— А вообще хорошо тут у вас! Благодать!
— Хорошо, — просто согласилась женщина и посмотрела далеко в поле.
— Только скучно, наверно? А? — Мужчина улыбнулся.
— Кому как. Нам не скучно. Чего скучать?
— Так уж не скучно? — Мужчина все улыбался.
Женщина шевельнула покатыми плечами.
— Нет.
— Ну, как же нет!
Женщина посмотрела на него, непонятно усмехнулась и снова принялась было постегивать вожжами по сапогу.
— У вас муж-то есть? — спросил вдруг мужчина.
Женщина оглянулась.
— Нету. А что?
— Да так. Я почему-то так и подумал.
Женщина прищурила в усмешке ясные глаза — они стали хитрые. Яркие, по-девичьи сочные губы ее чуть приоткрылись, чуть приспустились уголками книзу.
— Почему же?
— Не знаю. Угадал, и все. Разошлись?
— Ну допустим.
— Из-за чего?
Женщина отвернулась. Ей не хотелось говорить об этом.
— Так, — сказала она. — Из-за дела.
— М-да… — Мужчина опять поправил волосы. — Бывает.
Некоторое время молчали.
— Ну и как же теперь? — спросил мужчина.
— Что?
— Как… жизнь-то вообще?
Женщина, не оборачиваясь к нему, усмехнулась.
— Ничего.
— Ничего — это, знаете, пустое место. — Мужчина засмеялся. — Ничего — это ничего.
— Господи!.. — Женщина качнула головой и посмотрела в глаза мужчине.
Тот перестал смеяться… Какое-то время смотрели друг на друга — один пытливо, другая с дурашливым удивлением. И вдруг засмеялись. У женщины в серых глазах заискрились крохотные, горячие огоньки.
— Чего вы смеетесь, а?.. Нет, вы скажите!.. Чего вы?.. — показывая на женщину пальцем, спрашивал мужчина и сам радостно смеялся.
— Смешинка в рот попала. — Женщина отвернулась и вытерла платком глаза. И уже серьезно спросила: — Вы зачем к нам? Уполномоченный, что ли?
Мужчине жалко было, что они перестали смеяться. Он бы посмеялся еще.
— Художник я, — сказал он. — На натуру еду. Рисовать.
Женщина с интересом посмотрела на него.
— Что? — спросил художник.
— Ничего. У нас в клубе тоже художник есть.
— Да?.. — Художник не нашел, что сказать о том художнике, который у них в клубе, кивнул головой. — Художников много.
— А вы кого рисуете?
— А все. Тебя… вас могу. Хотите?
Женщина улыбнулась.
— Ну, меня-то… чего меня? А вот у нас виды шибко хорошие есть. На реке. Иной раз придешь по воду утром и глаз не отведешь — до того красиво! Сама думала: вот бы нарисовать.
— Не пробовала?
— Да уж… Вы правда посмотрите те места. Только рано надо. А скажите: рисовать учат, что ли, или это уж с рожденья в человеке заложено?
— И с рожденья, и учат… Учиться долго надо… — Художнику не хотелось говорить об этом. — Ты вот расскажи лучше, как ты живешь? — Он вдруг спрыгнул с телеги, пошел рядом. Улыбался, смотрел на женщину — А? Как ты живешь вот в этом раю?! — Он раскинул руки, оглянулся кругом.
Женщина улыбалась тоже.
— Хорошо живу.
Мужчина вздохнул всей грудью… Отбежал в сторону, сорвал несколько пыльных теплых цветков, догнал телегу, подал цветы женщине. Та приняла их с благодарной улыбкой.
— Кукушкины слезки называются, — сказала она, бережно складывая цветы в букетик. — Нету ей своего гнездышка, она плачет. Где слезинка упадет, там цветок вырастет.
