Лола проснулась в превосходном настроении.
Сквозь щель в занавесках пробивалось яркое утреннее солнце, за окном пели птицы, день обещал быть прекрасным.
Огорчало ее только одно — почему-то не было видно ее любимца Пу И, крошечного песика древней мексиканской породы чихуахуа. Обычно Пу И спал в ее постели и утром будил хозяйку требовательным повизгиванием и попытками стащить с нее одеяло. Это превратилось в утренний ритуал, и без такой возни Лола чувствовала себя не вполне счастливой.
Лола приподнялась на локте и позвала:
— Пуишечка, детка, где ты?
Песик не отозвался, что Лолу в общем-то не удивило — очевидно он уже проснулся и отправился на кухню, где хозяйничает сейчас Лолин компаньон, боевой друг и товарищ Леня Маркиз. Так уж повелось, что завтраки по утрам готовит исключительно он. Лола не может рано подниматься с постели, у нее пониженное давление и вообще утренний упадок сил, Лоле просто необходимо выпить, проснувшись, большую чашку кофе и съесть что-нибудь легкое и питательное, например, один круассан. Или два. Ну, в крайнем случае, один круассан и две венских булочки. Или два пончика с вареньем…
Вспомнив о булочках, Лола потянула носом воздух. Но аппетитные запахи отнюдь не спешили дразнить ее обоняние. Ниоткуда не доносились звуки Лениной кухонной деятельности, не играла музыка, не работал телевизор.
Все ясно, подумала Лола, Леня с песиком ушли гулять. Значит, еще не слишком поздно и можно немножко подремать.
В их квартире жили еще два домашних любимца — огромный угольно-черный кот Аскольд и попугай Перришон. Но эти два лентяя вряд ли поднимутся с места, пока Леня не приготовит завтрак. Вот тогда вся троица сбежится на кухню и начнет ныть, лаять и мяукать, требуя еды. Попугай у них говорящий, так он еще не преминет отпустить пару-тройку нелестных замечаний, если завтрак задерживается.
Лоле вовсе не улыбалось с утра пораньше ссориться с попугаем, она решила подождать возвращения Маркиза.
Но внезапно что-то заставило ее сесть на кровати и внимательно оглядеться. В комнате что-то было не так. Не тот запах, не то ощущение. Собственно, оглядеться было трудновато, потому что в спальне царил полумрак. Это было странно, потому что, судя по пению птиц за окном и солнцу, заглядывающему в щель, время не слишком раннее.
Лола почувствовала, как блаженная сонная истома улетучивается из нее со скоростью света. Сердце забилось часто-часто, на лбу выступила испарина. Она с ужасом уставилась на занавески. Даже в полумраке было видно, что они темные — синие или зеленые. Лола протерла глаза, потом закрыла их и снова открыла. Что происходит? Что случилось с милыми ее сердцу занавесками? Бледно-розовые, не слишком прозрачные, но из достаточно тонкой ткани, так что когда по утрам солнце заглядывало в окна, вся комната озарялась розовым светом, и жизнь с самого утра представлялась Лоле в розовом цвете, и не было в ней места унынию и тяжким заботам.
Занавески были красиво прихвачены тонким розовым же шнуром, на концах завершавшимся прелестными пушистыми кисточками. Дизайнер Шурик, оформлявший Долину спальню, считал этот шнур своей наибольшей творческой удачей. Из-за кисточек были большие трения с котом Аскольдом. Кот полагал, что они существуют только для того, чтобы он мог с ними играть. В конце концов Лола вообще запретила нахальному коту входить в свою спальню, но Аскольд плевал на запреты и вообще игнорировал все меры пресечения. Однако кисточки пока держались.
Занавесок не было. То есть были, но совершенно не те. Лола попрыгала на кровати, потом ощупала ее под собой. Кажется, кровать тоже не та.
— Ой! — тоненько взвизгнула Лола. — Ой-ой-ой!
Тотчас отворилась дверь и вошел кто-то.
— Ленька, что это за шутки! — сердито заговорила Лола. — Сегодня ведь не первое апреля!
Кто-то не отозвался. Шаркая ногами, этот кто-то подошел к окну и раздвинул занавески. Комнату залил яркий солнечный свет. Лола осмотрелась и пришла в еще больший ужас.
Спальня была не ее. Где шкаф с зеркалом, где испанский туалетный столик розового дерева, где кроватное покрывало цвета чуть увядшего шиповника? Лола подбирала ткань целую вечность, истоптала ноги, бегая по магазинам, и отдала за покрывало огромные деньги. Где, наконец, два пуфика, обитые той же замечательной тканью?
Ничего этого не было. Комната была гораздо больше Лолиной спальни, но набита ужасными, совершенно безвкусными вещами. Со своего места в кровати Лоле был виден комод. Очевидно, хозяева считали его антиквариатом, но Лола сразу определила, что он — ужасное страшилище, новодел, причем жуткая халтура, изготовленная предприимчивыми китайскими ремесленниками.
— Доброе утро, Алина Сергеевна! — раздался голос от окна.
Лола так увлеклась, разглядывая комнату, что забыла о посетителе. У окна стояла женщина лет тридцати пяти, с невыразительным круглым лицом, весьма плотного телосложения, одетая в дежурное темно-синее платье и белый накрахмаленный передник. Женщина улыбалась слащавой неискренней улыбкой. Глаза при улыбке казались еще меньше, чем на самом деле.
— Вы кто? — оторопела Лола.
Глаза у женщины перестали улыбаться намного раньше, чем сократились мускулы лица.
