Пока Крейн пересекал кабинет, его все-таки пару раз качнуло, он чуть задел плечом косяк, потом створка двери скользнула на свое место, и Декстер и Мэдвигом остались одни.
— Ну, — ледяным тоном поинтересовался Декстер. — Что скажете, майор?
— Что на звездолете всегда можно припрятать яшик-другой виски, и никакой таможенный досмотр его не обнаружит.
Это было настолько очевидно, что Декстер промолчал. Мэдвиг размеренно маршировал по кабинету — шесть шагов от двери к окну, шесть от окна к двери. На пятой минуте у Декстера от этого коловращения закружилась голова.
— Да сядьте же вы, наконец!
Мэдвиг осторожно опустился в кресло по другую сторону коммодорского стола. Кресло ахнуло.
— Если ребята с «Доры» действительно притащили пару ящиков виски, а больше незаметно провезти все-таки трудно, то оно должно когда-нибудь кончиться. И даже скоро: что такое два, ну пусть даже три ящика для нескольких сот человек с четырех баз!..
— А пока, — подхватил Мэдвиг, — лучше всего не соваться в зону космодрома. Через неделю на долю наших парней там уже ничего не останется.
Декстер кивнул.
— А что будем делать с Крайном, майор?
— Ему и так после вашей выволочки три дня не спать…
— Что-то мне не верится, чтобы у сержанта были нервы институтки.
— Я знаю его лучше, коммодор, — отрезал Мэдвиг. Что правда, то правда: своих людей начальник транспорта Форт-Мануса знал.
— Хорошо. Будем считать инцидент исчерпанным. Но если такое повторится… — Декстер одарил Мэдвига многозначительным взглядом. — Вы свободны, майор.
Через пару дней на совещании командиров баз Декстер попробовал выяснить, не случалось ли чего-нибудь подобного у соседей. Однако ни доктор Лундквист, начальник объединенной скандинавской базы, ни полковник Канаяси, ни даже старина Леженаль на его осторожные наводящие вопросы не ответили. Оно и понятно: кто же на Границе захочет признаться в нарушении сухого закона?
Заседание проходило в одном из зданий космодромного комплекса. Космодром был единственным на Альби, а потому громко именовался международным и служил местом проведения всех подобных встреч. Воспользовавшись случаем, Декстер в перерыве заглянул к начальнику таможни и имел с ним собеседование, в ходе которого выяснилось, что начальник таможни претензий коммодора Декстера никак принять не может, поскольку при досмотре контрабандных грузов на «Доре» обнаружено не было. В свою очередь, коммодор Декстер выразил некоторое сомнение в тщательности досмотра, тем более, что таможенники — тоже люди, которым, следовательно, тоже хочется выпить. Именно по этой причине, было сказано ему, в тщании таможенников сомневаться не приходится, поскольку обнаруженные контрабандные товары конфискуются в их пользу, против чего никто не возражает во избежание дипломатических осложнений. Признав последнее возражение резонным, Декстер ретировался.
А поскольку вторая часть совещания была посвящена обсуждению проекта дороги, которая соединила бы все четыре базы, и необходимость в которой ощущалась уже давно, то Декстер вскоре начисто забыл о своем ЧП.
Обратно он летел вместе с Леженалем и по дороге договорился о долговременной аренде геоскопа, который с «Дорой» им почему-то не прислали и который был у французов. Правда, взамен пришлось отдать передвижную метеостанцию, но их в Форт-Манусе было три.
За геоскопом Декстер послал на следующей неделе. Чэд Сташек, главный геолог базы, прямо-таки подпрыгивал, усаживаясь в машину рядом с сержантом Грили, мрачноватым крепышом из Доусона, лучшим водителем Форт-Мануса. Благодаря привезенным «Дорой» аэрокарам, сменившим неторопливые гусеничные вездеходы, поездка к французам превратилась в чуть больше чем шестичасовую прогулку. Да и дорога была превосходная, спасибо Леженалю и предшественнику Декстера, полковнику Мак-Интайру! В сущности, пока это была единственная настоящая дорога на Альби. Она соединила американскую базу с французской, самой старой на планете, а эту последнюю с космодромом. Скандинавы же и японцы соединялись с космодромом я соседями только по воздуху, и ради любого пустяка им приходилось гонять гравикоптеры, что было, прямо скажем, довольно накладно. А через алъбийскую сельву не пробился бы и танк высшей проходимости, если не прокладывать себе дорогу с помощью корабельной противометеоритной пушки или излучателя антипротонов, конечно…
У французов Сташеку и Грили предстояло заночевать, чтобы двинуться в обратный путь уже утром: ночная сельва — это ночная сельва, а береженого Бог бережет. Следовательно, вернуться они должны были часам к трем следующего дня.
Впрочем, знай Декстер, как это возвращение будет выглядеть, он не только не пустил бы Сташека и Грили а маршрут, но и в качестве превентивной меры посадил бы обоих под домашний арест. Потому что картина, представшая ему на следующий день, была красочной и впечатляющей.
Декстер сидел в кабинете и подписывал ворох бумаг, накопившихся за последние три дня, мерзейшее занятие, которое коммодор всегда старался оттянуть до последнего. Как раз в тот момент, когда он подписывал акт о списании переносного ментоскопа, оставленного доктором Шпринцом на поляне перед биологичкой и проглоченного случайно забредшим шатуном-псевдисом (бедная, вечно голодная тварь: по свойственной ей жадности проглотив ящик объемом в добрый кубический фут и промаявшись животом часа два, она изрыгнула его обратно в Косой Пади, где он и был найден, измятый жвалами и чуть ля не насквозь проеденный желудочным соком), как раз в этот момент раздался мощный вибрирующий вой, в котором Декстер без труда узнал сирену аэрокара. Обрадовавшись поводу, коммодор встал из-за стола и подошел к окну.
