Казис Казисович САЯ
КОГДА ОНИ СТАЛИ ДЕРЕВЬЯМИ
Рассказ
Перевод с литовского Екатерины Йонайте
...Жил в Литве на берегу моря рыбак, и было у него двенадцать сыновей да три дочери. Однажды, когда сестры купались, в рукав рубашки младшей из них, Ели, забрался уж. И до тех пор не соглашался выползти оттуда, покуда Ель не пообещала выйти за него замуж.
А спустя некоторое время пришлось девушке сдержать данное в шутку слово - за ней явилось целое полчище ужей, которые доставили Ель на дно моря, во дворец короля ужей Жильвинаса. Там отвратительный уж обернулся прекрасным юношей. Прожили они вместе девять лет, и родились у них два сына - Дуб и Ясень - да дочка Осина.
Как-то раз захотела Ель навестить отчий дом. Долго не давал своего согласия Жильвинас, словно предчувствуя беду, но Ель настояла, и он сам проводил ее с детьми на землю. А на прощанье научил, как на обратном пути вызвать его из морской пучины.
Братья ни в какую не хотели отпускать сестру назад, к мужу. Вот и стали они расспрашивать ее детей, как выманить из глубины морской их отца. И лаской, и угрозами старались дядья выведать тайну, покуда наконец Осинка, испугавшись розог, не дрогнула - рассказала им, как отец велел кликнуть его на берегу.
Погостила Ель в доме родителей, в обратный путь собралась. Позвала мужа, а море пеной кровавой покрылось, и голос Жильвинаса поведал ей из глубины об измене дочки, о том, что братья жены серпами его изрубили...
С горя Ель решила навсегда покинуть людей - своих сыновей она превратила в могучие, благородные деревья - дуб и ясень, а трусиху дочку - в дрожащую осину. Сама же обернулась вечно зеленеющей елью...
(Литовская народная сказка)
Когда безутешная в своем горе Ель и трое ее детей превратились в деревья, они вовсе не утратили способности думать, понимать происходящее вокруг. Мало-помалу погружались в этот безмятежный зеленый покой и с каждым разом все яснее сознавали, что никто уже их не ждет, незачем торопиться и тревожиться, не обидел ли ты в суматохе жизни кого ненароком, не предал, не перебежал ли дорогу близкому. А если и услышишь свое имя, то не обернешься, пропустишь зов мимо ушей...
Долго хранила траур по своему возлюбленному Жильвинасу верная Ель, которая оттого и обернулась елочкой, что решила: не для нее теперь яркий цветочный убор, пусть колючая хвоя да чешуйчатые шишки напоминают ей о Жильвинасе, короле ужей.
Не было дня, чтобы Ель не думала о том, почему заботливый и ласковый муж и отец Жильвинас, который был человечнее и пригожее всех, мог показываться остальным лишь в змеином обличье.
Пробовала она подступиться к мужу с расспросами: "За что тебя так, милый?.." Но на лицо Жильвинаса обычно сразу набегала тень, он принимался озабоченно озираться, чем бы заняться, лишь бы уклониться от ответа. Бывало, или дитя плачущее из колыбели возьмет, или хлеб поможет нарезать... И только однажды нечаянно сорвалось у него: "Сам виноват..."
Долго не могла прийти в себя дочка Осинка: как же это так получилось?.. Кажется, только вчера бегала она босиком в дюнах, впервые отведала душистого липового меду и все просила маму подуть на ее пылающие щеки, которые докрасна зацеловали, натерли своими бородами веселые незнакомые дяденьки - мамины братья. И вот сегодня она уже деревце - стоит и не знает, радоваться или печалиться тому, что ты не можешь сдвинуться с места и что тебя раскачивает порывами ветра...
Раньше мама чуточку даже сердилась, что она такая непоседа и трещотка, а теперь - кто бы мог подумать! - совсем остепенилась, подросла! А какими листочками зазеленела!
Уж коль скоро все равно нужно со временем измениться, то лучше вот так, как они, рассуждала без слов Осинка и сама себе удивлялась - вот ведь какая она теперь умница! А те бородатые мамины братья... Как вкусно пахло от них свежим хлебом, рыбой!.. И что на них нашло? То ласковые были, а потом вдруг...
Обещали показать ей лося, заманили в чащу, а сами выломали кто розгу, кто палку и давай кричать, стращать ее! Сказали, что отец ее и не человек вовсе, а чудище! Мерзкий уж, одно имя небось чего стоит... Да есть ли оно у него вообще? Пусть скажет! Как она дозовется его, когда домой вернуться захочет?
И не розог - вида свирепого своих дядьев Осинка тогда испугалась, расплакалась горько-горько и сказала сквозь слезы, что папенька ее вовсе не змей и не страшилище - он добрый, лучше их! И имя у него красивое - Жильвинас, а мамочка ласково зовет его Жильвинелис...
Старший сын Дуб и не думал кичиться тем, что оба они с братом Ясенем устояли, не сломились, - а ведь как жестоко стегали их дядья! Не выдали сыновья отца, не назвали его имени. Не осуждали братья и бедную Осинку, только очень страдали от своего бессилия: превратила их мать в деревья, как тут отомстишь за отца?
Почему люди, сделав свое кровавое дело, продолжают есть хлеб, радоваться солнечному теплу и закидывать невод в море, до сих пор выбрасывающее на берег алую пену? Почему они не превращаются в печальные ивы, изнывающие в песках без воды, в прибрежные валуны, неумолимо подтачиваемые морским прибоем, в черных воронов, питающихся мертвечиной?!
