Отечественная история. М., БРЭ. 1996 г., т. 2
ИВАН БЕРЛАДНИК (? –1162, г. Фессалоники), князь. Сын князя перемышльского Ростислава Володаревича. Правил в Звенигороде-Южном (с 1129 года). В 1144 году пытался захватить Галич, принадлежавший его дяде, Владимиру Володаревичу. Пользовался поддержкой галицких горожан, но, потерпев поражение под стенами Галича от войска Владимира, бежал с остатками своей дружины на Дунай. До 1146 году находился при дворе великого князя киевского Всеволода Ольговича, затем укрывался в районе реки Берлад (современный Бырлад) в бассейне Нижнего Дуная (современная территория Румынии), из-за чего получил прозвище Берладник. Был предводителем беглецов из русских княжеств. В 1146 году поступил на службу к князю черниговскому Святославу Ольговичу в Новгород-Северский, на следующий год перешел служить к князю смоленскому Ростиславу Мстиславичу. В 1148–1157 годах находился у князя Юрия Долгорукого. По просьбе князя галицкого Ярослава Осмомысла Юрий Долгорукий решил выдать ему Ивана Берладника — соперника Ярослава в борьбе за Галич. По дороге Иван Берладник был отбит у охраны и укрыт в Чернигове князем Изяславом Давыдычем. В 1157 году Иван Берладник вновь бежал на Нижний Дунай, где совершал нападения на галицкие торговые суда и лодки рыбаков. В 1158 году на время захватил порт Олешье в устье Днепра. В 1159 году в союзе с половцами, опираясь на поддержку городской бедноты и смердов, безуспешно пытался завоевать принадлежавшие Ярославу Осмомыслу галицкие города Кучелмин и Ушица. Потерпев поражение от Ярослава, бежал на территорию Византии, где скончался, будучи, как предполагают, отравлен.
Друзьям-одноклассникам
Автор
— Ну и какую каверзу ты на этот раз замыслил? — спросила Таисия, с любопытством заглядывая в глаза Ивана.
— Давай придумаем вместе, — ответил тот.
Устраивал молодой князь Иван Ростиславич с ватагой дружков различные потехи и забавы: то по улицам Перемышля и окрестным селениям пронесутся на лихих конях, пугая случайных прохожих и одуревших от лени собак, то совершат набег на сады и огороды бояр, а то нападут на хоровод и затеют драку с парнями — не по злобе, а шутки ради, собирая круг зрителей; среди скуки, царившей тогда, и драка была желанным развлечением.
Пристала к ватаге купеческая дочь Таисия, к которой Иван питал какую-то слабость, не прогонял от себя, а, наоборот, вовлекал во всякие проделки. Толстобедрая, с крепким, как сбитень, телом, широколицая, с неунывающими синими глазками, была она неизменной спутницей его забав и увеселений, и к этому привыкли парни и считали сообщницей во всех своих проказах.
Но сегодня парней не было, они совещались вдвоем.
— А давай нагрянем на табун лошадей боярина Пушты, — пряча за длинными девичьими ресницами бедовые глаза, проговорил Иван. — Покатаемся на его рысаках, будет такое веселье!
Пушта разводил боевых коней, которых поставлял в княжескую дружину. Занятие это было весьма выгодным: если простая лошадь стоила две гривны, то за боевого коня платили в полтора раза больше — целых три гривны. Зато и рысаки у боярина были отменные: породистые, откормленные, в бою неустрашимые, при случае они яростно грызлись с конями противника.
Конечно, Иван мог вдоволь покататься на самых лучших рысаках отца. Но это было не то! Важно было подкрасться к чуткому табуну, выбрать полюбившихся скакунов и промчаться на них вихрем, чувствуя за своей спиной погоню. Дрожь по телу, кровь в лицо, восторг от бешеной скачки!
— Сбегаю, позову парней? — спросила Таисия.
Иван подумал, ответил:
— Не надо. Давай вдвоем.
Она озадаченно посмотрела на него. Никогда такого не было, чтобы Иван затевал забавы без своих сообщников.
Он перехватил ее взгляд, сощурил голубые глаза, пояснил:
— Всей ватагой к табуну не подступить. Распугаем.
К имению Пушты добрались к вечеру. Поставили коней на краю рощицы, направились в сторону лугов. Окружающий мир притих и затаился в ожидании ночи. Они шли по берегу небольшой речки, которая дышала холодом воды, лениво ворковали давно отнерестившиеся лягушки, порой слышался рыбий всплеск.
— А вон и кони, — тихо сказала Таисия, указывая рукой.
На фоне светло-желтой зари виднелись четкие темные фигурки коней. Они медленно передвигались, иногда некоторые взмахивали головами и хвостами, как видно, отгоняли еще не отошедших на покой кровососов.
— Давай этой ложбинкой пробираться, — приглушенно проговорил Иван. — Здесь высокая трава.
— У лошадей любящее сердце, — говорил он, когда они ползли на брюхе к табуну. — Поэтому их бояться нечего, человека зря не тронут. Главное — не напугать. Иначе могут зашибить копытами.
Приблизились к табуну, затаились. Ближайшие лошади насторожились, некоторые, фыркая, отбежали в сторонку. Три остались пастись.
— Гляди, это ленивые кони, — шептал Иван. — Будь конь капризен, он бы подергивал хвостом и прядал ушами. А эти стоят смирно. Мы их и возьмем.
Иван поднялся и направился к ближайшей лошади. Та подняла голову и стала внимательно глядеть на него. Он протянул ей на ладони заранее приготовленный кусок хлеба. Конь постоял, как бы обдумывая дальнейшие действия, посмотрел на Ивана и отодвинулся в сторону. Иван сделал еще шаг и отвернулся, делая вид, будто конь его вовсе не интересует. Тот, уязвленный тем, что на него не обращают внимания, фыркнул и помотал головой, а затем замер, оглядываясь и словно соображая, в чем тут дело. Иван шагнул вперед, конь тотчас резво отпрыгнул, как испуганная кошка, и заржал, но не убежал. Иван подошел к нему поближе. Животное почувствовало запах хлеба, своего излюбленного лакомства, и, немного поколебавшись, ткнулось мордой в ладонь, щекоча ее и шумно вздыхая. Одной рукой Иван вынимал из сумки, висевшей у него на плече, все новые и новые ломти хлеба, а другой накинул на голову уздечку. Конь даже ухом не повел, разве только мышцы слегка напряглись и задрожали, но Иван погладил его по шее и по спине.