Вечерело, когда плотный, неприметного вида человек в добротном костюме грузно осел, издав только краткое «о» вместо оханья или всхлипа, возвещавшего пересечение черты, которая отделяет жизнь от смерти. Неспешное количество занятых собой и любованием города людей не сразу обратило внимание на человека, опускавшегося на поджатые колени, съезжавшего по дверце престижного темного авто, припаркованного на Новом Арбате. Еле слышимый перед тем хлопок заглушил рев мотоцикла, резко сорвавшегося с места и умчавшегося по шоссе, исчезнувшего в транспортном потоке. Кто-то из прохожих вдруг остановился, озираясь и призывая в свидетели других проходящих мимо, мало-помалу подтянулось еще пару человек, подступая к неподвижно лежащему в явно неудобной позе телу. Женщина в ярком платье вдруг громко вскрикнула, прося неизвестно кого срочно позвонить в полицию, хотя человек, возможно, в первую очередь нуждался в помощи врача.
Но пока происходили все эти телодвижения, суетливо очерченные в зеркальных окнах арбатской высотки, тот, кто явился невольной жертвой чьей-то расправы, успел еще подумать: вот как это бывает… всё… теперь её черёд… Но что и кого имел в виду испускавший последний вздох, узнать уже было невозможно. Лишь рука, вытянувшись и дернувшись по направлению к находившемуся рядом строению, подчеркнула трагичность ситуации. Тот, кто наклонился над ним, чтобы пощупать пульс, явно отметил дорогие часы желтого металла, выглядывавшие из-под белого манжета, оттянутого немного назад при падении и показавшего часть холеной руки пожилого человека.
* * *
Молодая, симпатичная особа выпорхнула из массивной стеклянной двери высотного здания, чуть улыбаясь озаряемым вечерним солнцем домам, плотно толпившимся на противоположной стороне улицы. Она любила свой город, любила эту его часть, эту пору года, когда скоро осень, но еще продолжается лето, и можно даже в таком мегаполисе наблюдать краски, характерные только типично тосканскому пейзажу. Прямо как сейчас, когда скользнувшее в мозгу милое воспоминание о прекрасной Италии, о янтарных красках волшебного искусства живописи великих мастеров порождало на ее лице загадочность, сродни джокондовской. Впрочем, сама она об этом не думала. Она просто была довольна этим днем, удачным завершением эфира, хорошим собеседником и своей проницательностью. Как любому журналисту, ей была характерна некая самоуверенность, граничащая с нахальством, которым зачастую прикрывают стеснительность и незнание истинной глубины предмета разговора.
В рекламной витрине она успела заметить приглашение на выставку в Пушкинский музей «Наследники Лукаса Кранаха. Европейские мастера XVII–XVIII вв.». Он тоже вспоминал Кранаха, — вскользь подумала журналистка, — значит, ему тоже бросилась в глаза эта реклама.
В здании, откуда вышла молодая женщина, на одном из верхних этажей, располагался офис радиостанции «РОССИЯ+», одного из самых престижных радиоканалов страны. Многие москвичи, как свидетельствовал рейтинг, начинали свой день именно с этой станции, узнавая обо всех столичных, а также российских и мировых новостях, заодно ориентируясь на объявления о пробках и перекрытых магистралях, о мелких происшествиях и серьезных ЧП. Здесь, как придаток к новостям и добротной музыке, мелькали политики, но их представляли то смешными, то нервными, часто озабоченными тем, как выкрутиться, не ответив на неприятные вопросы. Радиоведущая Ольга Хлебникова, когда-то успешно освоив тактику препирания в угол, получила свою программу «Врата Времени», куда зазывались историки, ученые, политики, писатели и коллекционеры, в эфирное время рассуждающие на глобальные околоисторические темы. Сегодня ей предстояло добиться от малознакомого, виденного ею прежде всего лишь раз на посольской вечеринке представительного мужчины, ответа на загадку русского трагического века: в чем же истинная цель похищения знаменитой Янтарной комнаты и где этот раритет может находиться по сю пору? Тема не новая, но предполагала массу любопытного, если учесть, что этот человек, как ей сказал на ушко ее конфиденциальный источник, имел отношение к тайнам Третьего рейха, работая по этой линии. То, что незнакомец, представленный как фон Краузольд, подал ей, как приятельнице, с которой он может иметь в дальнейшем дело, визитку с именем Якова Сигизмундовича Краузольда, ее нисколько не смутило; в этой стране приставка фон давно вышла из обращения, впрочем, и в самой в Германии все эти родовые приставки у многих, будь они озвучены, могли бы вызвать лишь ироническую улыбку передовых новообращенных демократов по отношению к седой и дряхлой родительской старине…
Ольга опустила руку в карман, случайно для себя наткнувшись на подарок сегодняшнего гостя — безделицу, сувенир, по всей видимости, из плавленого или даже искусственного янтаря в виде небольшой толстой пластины с вытесненным на ее поверхности рисунком под древнюю Грецию. Она только хотела вытащить сувенир, чтобы еще раз поглядеть на него при уличном свете, как обратила внимание на толпящихся у края дороги и явно нервничающих людей, с которыми разговаривает полицейский, а также подъезжавшую к месту происшествия машину скорой помощи. Она тут же направилась в негустую толпу свидетелей и любопытных, чтоб посмотреть что к чему. Но как только в ракурс ее взгляда попала правая рука с дорогими часами на запястье, безжизненно упирающаяся в асфальт, она взволновалась, отогнав колеблемые воздухом тосканские краски и хорошее, почти праздничное настроение. Сомнений быть не могло, она внимательно осмотрела фигуру, да, это был он, еще недавно говоривший на всю страну человек, Яков Сигизмундович Краузольд. И, значит, пресловутое «восьмое чуда света», коим была наречена Янтарная комната, продолжает забирать свои жертвы. Ольга вдруг всполошилась, она не знала, что предпринять: звонить главному редактору, озвучивая свои предположения как новость, или же бежать с этого места куда глаза глядят. Беспокойство, вмиг охватившее женщину, толкало ее на исполнение плана побега. Кто-то прислонился к ней, подойдя слишком близко сзади. И тогда Ольга, избегая пристального взгляда находившегося тут же полицейского, успев заметить, как выскакивают из подъехавшей машины медики, развернулась, чтобы как можно скорее оказаться в каком-нибудь другом месте. Где можно будет успокоиться и все хорошенько обдумать.
