Монастырская Анастасия Антатольевна
Карт-бланш императрицы
ГЛАВА 1.
Счастье не так слепо, как обыкновенно думают. Часто оно есть ни что иное, как следствие верных и твердых мер, не замеченных толпою… Еще чаще оно бывает результатом личных качеств, характера и поведения.
Екатерина II
Зима в тот год выдалась промозглая и слякотная, почти без снега. Раза два просыпался белыми мокрыми хлопьями, да тут же и растаял, смешавшись с городской грязью и нечистотами. Уже к полудню Санкт-Петербург затягивала серая пелена, и на душе становилось особенно тоскливо и холодно.
Этой зимой Екатерина особо маялась и не знала, чем себя занять. Вставала затемно, когда весь двор еще изволил почивать. Зябко поеживаясь, сама растапливала камин, бросая в согревающий огонь сухие потрескивающие поленья. Сама одевалась перед зеркалом, не дожидаясь фрейлин. Сама заплетала длинные густые волосы в косы и укладывала их в простую утреннюю прическу. Умывалась ледяной водой из кадушки, пила крепкий кофе, а потом часами слонялась по комнатам.
Был бы снег, отправилась на санях кататься — всяко развлечение. Бубенцы позвякивают, народ, румяный с мороза, кланяется в пояс. Снег обжигает лицо — хорошо, весело! А тут сиди во дворце затворницей. Даже учение стало недоступным. Тетушка Елизавета Петровна повелела: "Негоже жене наследника с учителями да книгами баловаться, и без учености хороша". А кому хороша? Мужу? Екатерина горько усмехнулась. Скоро двадцать первый годок стукнет, а все девка. Вроде и мужняя жена, а соломенная. Вроде и будущая императрица, великая княгиня, а все равно — чужачка. Ни любви, ни друзей, ни надежды. Ничего. Дни складываются в недели, недели в месяцы, глядишь, так вся жизнь и пройдет, не успеешь оглянуться.
Екатерина вспомнила вчерашний разговор с императрицей. Последние дни Елизавете нездоровилось, мучилась одышкой и жаловалась на боли в сердце. Злые языки поговаривали, что во всех недугах Елизаветы виноваты окуньки в сметане, до коих императрица было очень уж охоча. И до киселька ягодного, поросят молочных, пирогов со сладкими начинками. Не отказывалась дочка Петрова и от заморских яств, кои ей в дар привозили иностранные послы. Все это она запивала хорошим вином, не гнушалась и русской водкой, настоенной на черной смородине и анисе. Стоит ли удивляться после этого одышке и нездоровому цвету лица? Екатерина и не удивилась, напротив, втайне обрадовалась, когда узнала о нездоровье государыни. Шутка ли, несколько дней без ее колкостей и злых вопросов! Лучше уж в лени пребывать, чем стараться угодить императрице. От скуки общалась с мамушками и нянюшками, слушая их рассказы о стародавних временах. Заодно и напевный язык учила: многие слова Екатерина до сих пор произносила с трудом.
Но едва Елизавета пришла в себя, сразу же послала за царственной племянницей. Обласкала, как волк овечку, усадила перед собой, угостила конфектами, после приступила к главному.
— Чем порадуешь, Катенька?
Екатерина молчала, опустив глаза к долу, зная по опыту, что на первый теткин вопрос ответа давать никогда не следует. Вмиг озлится, накричит, а потом долговыми расписками начнет попрекать. Расписок у Екатерины накопилось много: жизнь в России слишком дорогая, а уж сколько на взятки и подношения уходит, и не сосчитать. Потому и молчала, гадая, зачем на этот раз ее позвала государыня.
— Может, неможется тебе по утрам? Может, голова кружится? Мутит? — в голосе императрицы слышалась надежда на то, что давняя мечта наконец близка к осуществлению. — Слышала я, что ты в последнее время из опочивальни не выходишь, дурнотой маешься. Так?
Голова действительно кружилась: в комнате государыни прогоркло и душно. И дурнота накатила от запаха лакричных леденцов — любимого лакомства Елизаветы. На мгновение захотелось бросить все и выбежать на свежий воздух, подальше от постылой золоченой клетки. Но вовремя опомнилась. Куда бежать-то? От судьбы не убежишь, судьбу встречают, глядя ей прямо в глаза.
Великая княгиня подняла голову.
Скрестилась взглядом с Елизаветой.
Государыня дрогнула первой, не выдержала и отвернулась.
— Спасибо, тетушка, я абсолютно здорова, — ровно ответила Екатерина. — Дурнота моя легко объяснима: не привыкла я к петербургской зиме, без солнца скучаю.
Елизавета вдруг рассердилась.
— Будто в твоем затрапезном княжестве его больше было. Пора бы привыкнуть, Россия — судьба твоя! — Помолчала, собираясь с силами, с хрустом разгрызла лакричный леденец и только потом продолжила: — Здорова, значит. Ну, благодарствую, что здорова. Только одного я не пойму, ты уж разъясни мне, глупой, как так получилось. Шестой год ты замужем, а все никак понести не можешь. Бесплодная? Матушка твоя обратное твердила. Да Фридрих, король Прусский, поручился. Хотя где им в этом разбираться, интриганы доморощенные. Привезли пустотелую, думали шпионить начнешь. Ан нет! Не вышло! Не по зубам им русские орешки! Куда Фридриху супротив Бестужева, а?
Екатерина сжалась от явного упрека. Права императрица. Были интриги. Пока сама Екатерина (тогда еще Софья-Августа-Фредерика) лежала в горячечном бреду, не выдержав суровых петербургских морозов, мать сошлась с некоторыми знатными вельможами. Не устояла Иоганна-Елизавета и перед ласками французского красавчика Шетарди. А там и русские дворяне подтянулись: на весь Петербург салон Иоганны прославили. Постельные утехи переплелись с искусными интригами в пользу Фридриха Прусского. Да видно, не такими уж искусными — донесли. Елизавета сквозь пальцы смотрела на срамной грех (чего уж скрывать, сама любила недозволенные ласки), но шпионов не терпела. К тому же ей самой понравился Шетарди, которого Елизавета довольно часто приглашала на интимные ужины. В общем, ел французик за двоих и любил тоже — за двоих.