Микрочип-переводчик у меня в черепе легко справляется с идиоматикой сленга Токийской бухты, но молитва странников-пилигримов, по древности сравнимая с длиной бесконечного паломничества, не приемлет простого перевода: «дань Кобо Дайцы, источнику духовных устремлений, проводнику и наперснику нашего гостя». Насколько изящнее и проще это звучит по-японски: «наму Дайцы хеньо конго» – слова просто оживают на моих губах, когда я опускаюсь на колени перед образом в Зале Дайцы для подготовительной церемонии. Мантры, истертые бесконечным повторением, проскальзывают меж сутью грешного тела и духом, умиротворяя мучительное самосознание слишком высокого, слишком нездешнего европейца. С рыжими волосами. У чужого алтаря.
Первое, что изменяет молитва, – это молящийся. Так говорит Масахико – товарищ, проводник, напарник в тысячемильном паломничестве. И последнее – тоже. На это я и надеюсь. Об этом молюсь.
В Первом храме больше нет жрецов. Огромное неосинтоистское святилище вклинилось в комплекс древнего буддийского храма, как кукушонок в гнездо воробья. Здешний священник ухаживает за лужайками и зданиями из чувства исторического и архитектурного благоговения, но, опасаясь оскорбить духов, он не возлагает на себя ответственность за религиозные процедуры. Наши альбомы – паспорта пилигримов, где появятся яркие пятна киновари – официальные печати каждого из восьмидесяти восьми святых мест, проштампованы роботом: брось в прорезь монетку – получишь печать. Бедную тварь давно пора покрасить. Зловещего вида зооморф, слизнеобразный, блестящий, желтый, с волочащимися синими щупальцами, паразитирующий на блоке мышц, оставляет спиральный след серебристой слизи. Ярко-красная печать на пронзительной белизне бумаги выглядит такой земной, очевидной, почти грубой, вид ее внушает уверенность: все, решение принято! Назад пути нет. Наше предназначение ждет. Весь мир знает пословицу, что самое длинное путешествие начинается с первого шага. Но мало кто знает, что этот первый шаг приходится совершать здесь, в Первом храме. Здесь же надлежит сделать и последний, после тысячи миль дороги и восьмидесяти восьми святых мест. Подобно детской развивающей игре, паломничество по Сикоку являет собою замкнутый круг, без начала и без конца. Цель – это ложная ценность, только проделанный Путь имеет смысл.
Мы помедлили у ворот храма, где оставили свои велосипеды, чтобы поклониться синтоистскому святилищу. Тут толчея. Молитвы и просьбы обо всем: об излечении, о помощи, о мелких киберчудесах, о прощении грехов, об отведении несчастий. Нельзя оскорблять фантомы предков. Связанные через матрицу страховой компании с международной информационной сетью, они могут наворотить на твоем пути горы препятствий. Религии, как и паломничества, развиваются по кругу. Сейчас, спустя двенадцать веков после Кобо Дайцы, святого, по чьим стопам мы в буквальном смысле идем, после поражения и поглощения примитивного синто-буддизма девятого века, картина все та же. Возрожденный техно-синто эпохи моделирования личности и клапанов для душ столкнул буддизм в, казалось бы, окончательный упадок. Что могут противопоставить хилые радости нирваны современным технологиям записи и хранения памяти, опыта, эмоций, когда есть надежна со временем полностью и абсолютно достоверно восстановить личность?
Молящиеся рассматривают нас, пока мы приближаемся к стойке с множеством миниатюрных телеэкранов, и на каждом – лик одного из дорогих усопших, вызванных из информационного лимба – ада забвения для смертных. К полкам с телевизорами прикреплены фотографии, сувениры, амулеты, игрушки – мелочи и побрякушки живых. Гостеприимный, обволакивающий дух Зала Дайцы поколеблен; с удвоенной силой возвращается мой страх оказаться чужим среди чужаков. Масахико успокаивает меня. Это наши белые мантии и камышовые шляпы – знаки паломников, пилигримов, хенро – привлекают внимание. В наши дни они стали редкостью. В былые времена тысячи людей совершали паломничество каждый год, а теперь если к храму прибывает транспорт с пятьюдесятью старцами, то это расценивается как знак духовного возрождения масс. Когда-то прах умерших отправляли по Внутреннему морю в префектуру Вакайяма, в Маунт Койя – самое святое место Сингона, чтобы наверняка обеспечить покойным место в чистой стране богини Аматэрасу на западе. Теперь люди, застрахованные крупными корпорациями, раз в год приходят на престольный праздник к местному алтарю, их память, эмоции и опыт, накопленные в течение года, выгружаются из духовного клапана в биоядро.
Я трижды хлопаю в ладоши, не снимая перчаток, и провожу кредитной картой с суммой в иенах сквозь одного из считывателей, которые свисают на стропах с нижних ветвей кедров. В начале, когда все, что угодно, может показаться предзнаменованием, требуется вся благоприятная карма, какая у вас только есть. Мае говорит, что население Японии постоянно уменьшается с тех пор, как ввели в практику технологию духовных клапанов. Интересно, может быть, страховые компании каким-то образом случайно создали нехватку духов и их просто недостает для реинкарнации?
