Эмиль Золя
Как люди умирают
Граф де Вертэй благополучно дожил до пятидесяти пяти лет. Он принадлежал к одному из знатнейших семейств Франции, и, кроме того, у него было огромное состояние. Порвав с правительством, он на все лады старался заполнить свою жизнь: писал статьи для серьезных журналов (это раскрыло перед ним двери Академии моральных и политических наук), пускался в различные финансовые предприятия, увлекался последовательно сельским хозяйством, скотоводством, изящными искусствами; некоторое время был даже депутатом и отличился среди ораторов оппозиции силой своего красноречия.
Графине Матильде де Вертэй было сорок шесть лет. Она все еще считалась самой очаровательной блондинкой Парижа. С годами ее нежная кожа стала еще белее. Прежде графиня была немного худощава, теперь же ее плечи приобрели приятную округлость, гладкость и манили взор, как зрелый плод. Никогда еще она не была так хороша. Когда она появлялась в салоне, блистая золотым венцом волос, атласной белизной обнаженной груди и шеи, она была подобна восходящей звезде, и даже двадцатилетние женщины завидовали ей.
Отношения графа и графини друг к другу не вызывали никаких толков. Их брак был заключен так, как заключается в светском обществе большинство браков. Утверждают даже, что целых шесть лет они любили друг друга, и за это время у них родилось двое детей — сын Роже, ныне лейтенант, и дочь Бланш, которую в прошлом году они выдали замуж за г-на де Бюссака, докладчика в государственном совете. Теперь супругов объединяли только дети, но и после нескольких лет разрыва они остались добрыми друзьями — правда, с изрядной примесью эгоизма. Они нередко советовались друг с другом, и в глазах света их отношения были безупречны. Но жили они на разных половинах, принимали кого им заблагорассудится.
Однажды графиня вернулась с бала в два часа ночи; горничная помогла ей раздеться и, уже собираясь уходить, сказала:
— Его сиятельству вечером что-то нездоровилось.
— А-а! — лениво протянула графиня, слегка повернув голову, и открыла глаза — она уже успела задремать. Потом вытянулась и добавила: — Разбудите меня завтра в десять часов, я жду портниху.
Утром, видя, что граф не вышел к завтраку, графиня справилась сначала о его здоровье и, наконец, решилась подняться к нему сама.
Она застала мужа в постели. Он был очень бледен, но безукоризненно выбрит и причесан. Его уже осмотрели три врача и оставили свои предписания, пообещав приехать еще раз вечером. За больным ухаживали двое слуг. Торжественные и безмолвные, они бесшумно двигались по комнате, — ковер приглушал звуки их шагов. Все в этой огромной спальне дышало холодной суровостью и дремотным покоем. Все было аккуратно прибрано, нигде не валялось скомканное белье, каждый стул стоял на своем месте, — вполне корректная и чинная картина: комната больного, ожидающего визитов.
— Вы нездоровы, друг мой? — спросила графиня, подойдя к мужу.
— О, пустяки! Просто переутомление, — ответил граф. — Мне нужен только покой… Благодарю вас за внимание.
Прошло два дня. Комната была все так же аккуратно прибрана; все стояло на своих местах. Пузырьки с лекарствами появлялись и исчезали, не оставляя ни единого пятнышка на столе. На гладко выбритых физиономиях слуг не было даже намека на тревогу. Но граф уже знал, что он при смерти; он заставил врачей сказать правду и теперь безропотно отдал себя в их распоряжение. Почти все время он лежал с закрытыми глазами, но порой пристально смотрел в одну точку и словно размышлял о своем одиночестве.
В свете графиня говорила, что ее муж немного нездоров. Она ни в чем не изменила своего обычного образа жизни: спала, ела, выезжала — все в свое время. Ежедневно, утром и вечером, она заходила к графу и справлялась о его здоровье:
— Ну как, мой друг, вам легче?
— Да, благодарю вас, дорогая Матильда. Мне гораздо лучше.
— Если хотите, я могу остаться с вами.
— О нет, зачем же вам утомлять себя? Жюльен и Франсуа ухаживают за мной, этого вполне достаточно.
Граф и графиня прекрасно понимали друг друга. Они жили врозь — и умереть предпочитали тоже врозь. Решив умереть одиноким, граф испытывал горькую радость эгоиста, который не хочет видеть у своего смертного одра досадной комедии скорби. Он старался и ради себя и ради графини как можно более сократить час последнего свиданья. Он хотел одного: уйти из жизни со всей корректностью, подобающей светскому человеку, никого не потревожив и никому не внушив отвращения.
И все же, когда однажды вечером графиня пришла к нему с обычным визитом, он сказал ей:
— Останьтесь… мне плохо.
Он еле дышал и, чувствуя, что не переживет эту ночь, хотел оградить графиню от упреков света. Графиня давно ожидала этого уведомления; она осталась. Врачи уже не отходили от постели умирающего. Слуги выполняли свои обязанности все с тем же немым усердием. Послали за детьми. Роже и Бланш приехали; оба сели рядом с матерью, возле постели больного. Остальная родня разместилась в соседней комнате. Вся ночь прошла в тягостном ожидании. Утром, отдавая последний долг религии, граф соборовался и исповедовался перед всеми в грехах. Церемония закончилась, теперь можно и умирать.
