Под утро и озеро, и лес спрятались за дымной пеленой тумана, постепенно менявшего свою окраску от холодновато-белого к нежно-голубому. Птичьи пересвисты казались неправдоподобно громкими и какими-то слишком уж восторженно-ликующими. Хотя птиц вполне можно было понять – судя по всему, день обещал быть солнечным и жарким. Где-то далеко за лесом уже потягивалось лениво большое и доброе солнце, готовясь вот-вот всплыть над горизонтом.
Невысокий крепкий мужчина лет сорока зябко поежился, поправил накинутую на плечи телогрейку и, бросив под ноги окурок папиросы, начал колдовать над давно потухшим костром. Минут через десять огонь уже вовсю танцевал-потрескивал и, казалось, дурашливо играл с котелком, в котором парила вода для чая. Мужчина прикурил от головни еще одну папиросу и, морщась не то от дыма, не то от жара костра, всыпал в закипевшую воду горсть чайной заварки и отставил котелок в сторону. Посмотрел на всплывающее в туманной молочности солнце, с сожалением вздохнул и направился к темневшему свежей хвоей шалашу.
– Лешка, подъем! Вставай, лежебока, а то все на свете проспишь! – Услышав невнятное, но явно недовольное мычание, мужчина хмыкнул и без особых церемоний постучал носком сапога по выглядывавшей из-под старенького дождевика босой ступне. – Подъем, говорю! Давай-давай! Бегом умываться и чай пить – я уже заварил…
– Ну, пап! Я чуть-чуть еще… три минуточки…
– Не папкай! Леш, я ведь сейчас рассержусь. – В голосе мужчины послышалось отчетливое раздражение. – Пока до города доберемся, пока то-се, а мне сегодня в ночную смену, между прочим. Сетки проверить надо? Надо. Веников для бани нарезать собирались? Собирались. Так что давай поднимайся!
– Да все, все… встал уже… – в треугольном проеме показалось чуть припухшее юное лицо – на вид парню можно было дать лет семнадцать. Серые сердитые глаза, черты правильные, стрижен под полубокс – ничего особенного, обычный русский мальчишка, по-юношески стройный и легкий. Вроде уже и не мальчик, но и для мужчины парню пока еще явно недоставало солидной крепости мышц и несуетливой основательности.
Паренек, не переставая что-то там ворчать, наконец-то выбрался из шалаша. Для начала Лешка крепко зажмурился, потом потянулся и, сбросив тенниску и легкие брюки, резво рванул к курившейся светлым дымком воде. Минут пять парнишка плескался и нырял, плавал и саженками, и на спине, сопровождая шумное действо невнятными, но явно одобрительными возгласами. Затем быстренько выбрался на берег и присоединился к отцу, сумрачно прихлебывавшему чай без сахара. Алексей же не без удовольствия кинул в кружку целых три кусочка и принялся завтракать, налегая на оставшийся от ужина хлеб.
– Молодость, – как-то непонятно вздохнул мужчина и, выудив из синеватой пачки «Норда» новую папиросу, сердито шикнул спичкой и окутался облаком синевато-серого дыма. – Все, заканчивается наш выходной. Сейчас удочки, барахло соберем, потом уже сетки посмотрим. Ну, если успеем, то и веников наломаем. А потом и к дому двинем. Ты сегодня чем заниматься-то думаешь?
– А что? – насторожился Лешка. – Ну, не знаю… Вечером в кино с ребятами собирались. На «Трактористов».
– В какой раз? В десятый? – мужчина осуждающе покачал головой. – Я матери что обещал? Что присматривать буду за тобой хорошенько – чтоб человек из тебя вышел! Инженер, например. Инженер Алексей Сергеевич Миронов – звучит, а? А у тебя только футбол на уме! Лоботряс. Ты вот в кино собрался, а про переэкзаменовку кто думать будет – Пушкин? Была бы мать жива, она б тебе…
– Да ладно тебе, пап, – где еще та осень, – отмахнулся Лешка. – Успею. И вообще, по-моему, танкист Алексей Миронов звучит не хуже! «Броня крепка и танки наши быстры!» Или летчик… Я, может быть, в военное училище буду поступать.
– Так тебя с двойкой по арифметике – или что там у вас? – и взяли, – ядовито усмехнулся старший Миронов и болезненно поморщился.
– Голова болит? – без особого сочувствия поинтересовался Лешка и отыскал взглядом валявшуюся в траве пустую бутылку из-под водки. – А я тебе говорил, что не надо сразу всю! Ой, погоди, я же и забыл совсем…
Паренек живо поднялся и нырнул в пахучую темноту шалаша. Через минуту вернулся и, хитро улыбаясь, торжественно протянул отцу бутылку пива.
– Героическим кавалеристам от будущих танкистов! Я с вечера припрятал. Ура?
– Ура… – мужчина щелкнул крышкой, отхлебнул солидный глоток, довольно зажмурился и подобревшим голосом сообщил: – Жить, товарищи, стало лучше, жить стало веселей. Слышь, танкист, я с Петровичем разговаривал: он согласен взять тебя в смену. До осени – в смысле, до школы. Пойдешь?
– Здорово! Ну конечно, пойду! Сколько ни заработаю – все хорошо. И ботинки новые надо, и за школу платить, и вообще, – Лешка неопределенно покрутил ладонью.
