Теодор Старджон
Искусники планеты Ксанаду
И вот Солнце обернулось сверхновой звездой, а человечество раздробилось на части и рассеялось по всему космосу; и так хорошо люди знали себя, что понимали: надо сохранить не только самую жизнь, но и свое прошлое, иначе они утратят человеческую сущность; и так гордились они собой, что свои традиции превратили в строгие обряды и нерушимые правила.
Великая мечта воодушевляла человечество: куда бы ни занесло его осколки и частицы, сколь разной ни оказалась бы их судьба, им не придется начинать сначала, они продолжат извечный путь человечества; и по всей вселенной, во все времена люди останутся людьми, будут говорить как люди и мыслить как люди, стремиться к новым целям и достигать их; и когда бы ни повстречал человек человека, сколь бы разны и далеки друг от друга они ни были, они встретятся мирно, признают друг в друге родню и заговорят на одном языке.
Но такова уж человеческая природа...
Брил вынырнул из глубин космоса неподалеку от розовой звезды, поморщился от ее розового сияния и отыскал четвертую планету. Она повисла в пространстве, дожидаясь его, словно некий экзотический плод. (Зрелый ли это плод? И удастся ли заставить его дозреть? И не таит ли он яда?) Он оставил свой аппарат на орбите и в даровой капсуле опустился на планету. У водопада, наблюдая за спуском, ждал юный дикарь.
- Земля была мне матерью, - произнес Брил, не выходя из шара. Это было традиционное приветствие человечества, и говорил он на Древнем языке.
- И мне отцом, - докончил дикарь, выговор у него был ужасный.
Брил осторожно вылез из капсулы, но не отошел от шара ни на шаг. Оставалось довершить свою часть обряда.
- Я чту различие в наших желаниях, ибо каждый из нас личность, и приветствую тебя.
- Я чту равенство наших прав, ибо все мы люди, и приветствую тебя, отозвался юнец. - Я Уонайн, сын Тэнайна, сенатора, и жены его Нины. А это место называется округ Ксанаду на Ксанаду, четвертой планете.
- Я Брил с Кит Карсона, второй планеты в системе Самнер, сочлен Наивысшей Власти, - сказал гость и добавил: - Я прибыл с миром.
Он подождал, не отбросит ли туземец, согласно старинному дипломатическому этикету, какое-либо оружие. Уонайн ничего такого не сделал - оружия при нем явно не было. Единственная его одежда - легкая туника, перехваченная широким поясом из каких-то плоских черных, до блеска отполированных камней, под таким одеянием не спрячешь и стрелу. Брил, однако, выждал еще минуту, присматриваясь к безмятежному лицу юного дикаря: не подозревает ли Уонайн, что в тугом черном мундире, в сверкающих ботфортах, в металлических перчатках с крагами скрыт целый арсенал?
Но Уонайн сказал только:
- Так добро пожаловать, приди с миром! - и улыбнулся. - Войди в дом Тэнайна и мой и отдохни.
- Ты сказал, что Тэнайн, твой отец, - сенатор? Может он помочь мне попасть в ваш правительственный центр?
Подросток помедлил, чуть шевеля губами, будто переводил про себя слова мертвого языка на знакомое наречие. Потом сказал:
- Да, конечно.
Брил слегка стукнул пальцами правой руки по ладони левой, затянутой в перчатку, и шар-капсула взметнулся в воздух - скоро он достигнет корабля и останется там, на орбите, пока не понадобится вновь. Уонайн не ахнул, не изумился - должно быть, это выше его понимания, подумал Брил.
И он зашагал вслед за мальчиком по тропинке, что вилась среди чудесных, пышно цветущих растений - больше всего тут было лиловых цветов, попадались снежно-белые, а порой и ярко-алые, и на всех лепестках искрились алмазные брызги водопада. Тропа шла в гору, здесь по обе стороны росла густая мягкая трава: когда к ней приближались, она была красная, когда проходили мимо - бледно-розовая.
На ходу Брил пытливо осматривался, узкие черные глаза его все видели, все подмечали: мальчик поднимается в гору пружинистым шагом, дышит легко и свободно, тонкая ткань его туники переливается на ветру всеми цветами радуги; там и сям высятся могучие деревья, за иными может укрыться человек или оружие; а кое-где из почвы торчат каменные выступы, обнажения горных пород, по ним можно судить, какие тут есть ископаемые; летают птицы, слышен словно бы птичий свист и щебет, но, может быть, это и какой-то условный знак...
От взгляда этого человека ускользало только очевидное, но ведь очевидного в мире так мало!
Однако он никак не готов был увидеть такой дом: они с мальчиком уже наполовину прошли окружающий парк, когда Брил, наконец, понял, что это и есть жилище Уонайна.
Никаких стен и границ не заметно. В одном месте дом поднимается высоко, в другом это просто площадка меж двумя цветочными клумбами; там комната становится террасой, здесь лужайка служит ковром: над ней, оказывается, крыша. Дом разделен не столько на комнаты, сколько на открытые пространства - то подобием сквозной садовой решетки, то просто иной цветовой гаммой. И - нигде ни одной стены. Негде спрятаться, укрыться, запереться. Вся округа, все небо без помехи заглядывают в дом, видят его насквозь, и весь этот дом - одно огромное окно в мир.
При виде всего этого Брил несколько изменил свое мнение о туземцах. Высокомерие осталось, но прибавилась еще и подозрительность. Он-то знает людей, недаром сказано: "Каждому человеку есть что скрывать". И хоть здесь не видно было ни одного укромного уголка, он лишь стал еще зорче присматриваться к окружающему, спрашивая себя: как же они прячут то, что хотят скрыть?