Художник Анатолий Гусев
Прогулочный катер обогнул мыс с чёрными клыками скал, и здесь, за прикрытием, сразу перестало качать. На спокойной воде белыми пятнышками и скоплениями пятен колыхались чайки, некоторые, поднявшись, кружили над катером, выпрашивая подачки.
— Господи, до чего красиво! — вздохнула Русанова, глядя на город, обнимавший залив. — Всё-таки в северной красе есть что-то необычайно милое.
— Старый город всегда хорош, — со снисходительной улыбкой одобрил её эмоции Самохин. — И новое они пристраивали со вкусом, не тяп-ляп… Нейтралы убеждённые! Столько лет не воевали — было время изысками заниматься. А ведь в древности какими воителями числились… Викинги! Сколько стран при этом слове трепетали! А затем взяли и изменили политику в корне, вот парадокс необъяснимый.
— Не такой уж необъяснимый, если вспомнить хотя бы Полтаву, — усмехнулась Русанова и посетовала, наблюдая близко спикировавшую чайку. — Жаль, что ничего не захватила для птиц… Смотрите, как они трогательно выпрашивают.
— Ну, по-моему, просто нахально, — возразил Самохин, приняв её напоминание за упрёк в исторической неосведомлённости. — Жадные, прожорливые и крикливые! Зато изящны и этим создают впечатление. Как в жизни часто бывает.
Во время командировки он пытался осторожно приволокнуться за Русановой, получил вежливый, но предельно категоричный отпор и теперь относился к ней с досадливым уважением.
— И всё равно: голодных надо кормить, — упрямо сказала женщина. — Зато и не оскудеет рука дающего.
Пожав плечами, Самохин обернулся, кивком указал на чаек стоявшему неподалёку юному розовощёкому матросу, и тот вскоре же принёс два аккуратных пакета.
— Пожалуйста, у них всё предусмотрено, — Самохин заплатил за корм, и матрос, улыбаясь, поблагодарил его. — Только бросайте подальше, их сейчас столько над головами завертится, огадить могут.
Множество птиц действительно с пронзительным гамом затолклось в воздухе. Русанова, смеясь, бросала им корм, и пакеты быстро пустели.
Вроде бы неторопливо стуча мотором, катер тем не менее быстро приближался к причалам, прямыми полосками выдвинувшимся в море, и на одном из них его поджидали двое одинаково высоких, представительных мужчин, но один был много моложе другого.
— Всё, птички, больше нету. — Русанова отбила ладонь о ладонь, стряхивая крошки. — Теперь рыбу ловите.
— Ну, эти явно предпочитают жить подаянием, — снова счёл нужным сбить её настрой Самохин. А увидев приближавшийся причал и двух мужчин на нём, озабоченно взглянул на часы. — О, нас встречают, а мы и верно запаздываем… На десять минут! Шеф наверняка волнуется.
Пассажиров на катере было немного, русские в числе первых поднялись на причал, и младший из встречавших улыбнулся Русановой:
— Как вам понравилась прогулка?
— Благодарю вас, мистер Лундквист, было чудесно! И почти совсем не качало.
— Вот именно, что «почти», — уточнил Самохин с дежурной улыбкой, сопутствующей любому его разговору с иностранцами. — Просто моя спутница — прирождённый морской волк, чего совсем не скажу о себе… Мы едем, да? Катер опоздал на десять минут.
— Столько же у нас в запасе, и мы успеем, — заверил тот из шведов, что был постарше. — Прошу вас…
Машина стояла неподалёку, перед гостями предупредительно распахнули дверцы, и вскоре поток разнообразных лимузинов на магистрали принял ещё один.
Лицо Русановой, глядевшей сквозь боковое стекло, выражало простодушное любопытство, Самохин смотрел прямо перед собой, человек рядом с Лундквистом вежливо улыбался, вполоборота развернувшись к заднему сиденью, а Лундквист вёл машину с расчётливой лихостью, и путь оказался недолог.
Здание фирмы было многоэтажным, но, построенное с учётом рельефа местности, не казалось высоким. В просторном вестибюле при виде входящих поднялся из кресла дородный мужчина, не то похвалил, не то вежливо укорил с начальственной снисходительностью:
— Ну знаете, точность просто отменная: минута в минуту… Однако ведь у нас и отбытие сегодня, а дела ещё не закончены. Вы, Елена Андреевна, займитесь образцами, а мы с Леонидом Петровичем отправимся к коммерческому директору. Вы пойдёте с нами, господин Эдстрем?
— О, разумеется, господин Харлампиев, — заулыбался старший из шведов. — Я провожу вас. Мой коллега моложе, ему я предоставлю удовольствие сопровождать госпожу Русанову.
И, разделившись, они разошлись в разные стороны.
* * *
В полутёмном зале была высвечена лишь круглая площадка, ограниченная амфитеатром уходящих вверх рядов кресел.
Несколько манекенщиц с манерной развязностью и деланно-утомлёнными лицами похаживали в освещённом пространстве, демонстрируя шубы, палантины и меховые жакеты поверх повседневных и вечерних туалетов.
— Нет-нет, минуточку! — Русанова что-то отметила в блокноте, оставила кресло и подошла к просмотровой площадке. — Н-нет… С песцами, по-моему, всё хорошо, а соболь — мех строгий, при всей импозантности… Его лучше подавать с менее броскими туалетами.
— Хорошо, я вас понял, — кивнул Лундквист. — Магда! Попробуем третью модель… Переоденьтесь и возвращайтесь. Очень жаль, что вы нас покидаете, — снова обратился он к Русановой. — С вами я бы чувствовал себя уверенней, демонстрируя образцы заинтересованным лицам.