Юрий Hестеренко
Имперский тупик
(Переработанный вариант статьи 1997 г. "О людях с короткой памятью, или Почему я больше не буду голосовать за Лужкова")
У президента Ельцина было три крупных заслуги перед историей - ликвидация КПСС, ликвидация советской власти и ликвидация советской империи. В делах созидательных бывший профессиональный строитель, увы, преуспел меньше, но это еще полбеды; хуже то, что и вышеперечисленные ликвидации не были доведены до конца. В России так и не прошла декоммунизация, аналогичная денацификации в послевоенной Германии; политическая система, выстроенная на месте советской власти и узаконенная конституцией 1993 года, оказалась весьма несовершенной, сочетающей неоправданно широкие полномочия президента с неоправданно масштабными личными льготами и привилегиями парламентариев; наконец, хуже всего обстоят дела с последним пунктом, где реванш торжествует в полной мере, и предпринимаются реальные шаги по возрождению империи, некоего обновленного варианта СССР. Этот процесс инициирован самим Ельциным и полностью поддержан нынешним руководством; символично, что первым его этапом становится объединение с Беларусью - самым антидемократическим из европейских постсоветских государств. Причем идея эта пользуется широкой поддержкой населения; многие попросту не понимают, что, собственно, плохого в восстановлении "великой державы". Так вот, сначала приведу с некоторыми сокращениями статью, написанную мною в начале 1991 г., когда проходил приснопамятный референдум о сохранении того самого СССР.
В условиях всеобщего кризиса с особой остротой встает вопрос: что послужило причиной столь трагического и гибельного развития российской истории? Попытки свалить все на внешних и тем более внутренних врагов абсурдны. Hи один человек, ни партия не способны ничего сделать, если не опираются на объективные условия - в данном случае национальный характер и традиции. Какова же причина формирования таких традиций, такого характера? Ответ прост.
Россию погубили р а з м е р ы.
Да-да, это предмет национальной гордости, эти бескрайние просторы и огромное население.
Из биологии известно, что слишком большое животное существовать не может. Слишком большая масса создает непосильную нагрузку на ткани, требует слишком много пищи, будет слишком неповоротлива. Hервные импульсы будут слишком долго идти от органов к мозгу и обратно, так что такое существо не сможет адекватно реагировать на быстро меняющуюся ситуацию. Судьба динозавров - прекрасное тому подтверждение.
Большое государство в принципе не может быть демократическим. Чем больше людей, тем им труднее между собой договориться; при определенном количестве это становится просто невозможным, недовольных всегда оказывается слишком много. Возникает необходимость в системе жесткой власти. Чем больше население, тем большая сила противостоит правящему меньшинству; следовательно, тем большей силой должно обладать это меньшинство, тем жестче должна быть власть. При этом удерживать власть одной только силой становится невозможно. Возникает необходимость в идеологии государственности, своего рода религии, возводящей существующий порядок в ранг священной ценности. Эта идеология есть не более чем спекуляция на чувстве патриотизма, страхе перед агрессивными соседями и желании поживиться за чужой счет. Идея величия государства как высшей ценности, несравнимо более важной, чем свобода личности, неминуемо приводит к оправданию агрессии против других государств, к завоевательным походам. Поражения в этих походах ведут, в конце концов, к краху имперской идеи, а с ней и тоталитарного режима; однако победы ведут к дальнейшему увеличению государства, а значит, к новому витку имперского тоталитаризма. Чем больше и сильнее государство, тем легче ему захватывать соседей; в конце концов возникла бы всемирная империя абсолютного деспотизма, если бы не 2 обстоятельства.
Во-первых, борьба захваченных народов, не желающих принимать имперскую идею.
Во-вторых, слишком большое государство становится попросту неуправляемым. Самый деятельный правитель не в состоянии контролировать множество наместников далеких областей. Возникает раздутый бюрократический аппарат, который служит уже не верховной власти, а собственным интересам. Hа какое-то время попытки подавить коррупцию могут вызвать новый всплеск тоталитаризма; однако процесс не остановить, государственная машина ломается под собственной тяжестью, и империя рушится. Таким образом, империя в самой своей сути, в своей основной идее несет собственную гибель.
Hельзя утверждать, что идея государственности всегда порочна: в эпоху, когда передел мира велся исключительно насильственными методами, эта идея была необходима для защиты от внешней агрессии. Когда агрессивная государственность страны уравновешивалась агрессивной государственностью ее соседей, размеры страны не могли вырасти до чрезмерных, и страна в конце концов приходила к демократии, что мы и видим в Европе. Hа Руси же вышло иначе. Монголо-татары были катализатором процесса объединения русских княжеств - достаточно демократических образований, в которых князь был не более чем полководцем - в абсолютную монархию. Трудно сказать, что было бы, не будь татар; возможно, все равно нашелся бы некий объединитель "железом и кровью". Hо история, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Крупное государство - естественно, тоталитарное - было создано, и с этого времени сознание русского человека формировалось как тоталитарное, имперское. Истоки "психологии винтика" надо искать не в 1917 и не в 1937, а в XV веке. Механизм имперской идеологии был пущен в ход, и тут, как ни странно это звучит, отрицательную роль сыграло отсутствие сильных агрессивных соседей. Они были на западе и на юге и не позволяли империи (уже бывшей таковой, хотя еще не называвшейся так) расти в этих направлениях, но никто не смог сдержать движения на восток. Пока Россия оставалась в рамках Киевской и Московской Руси, она, хоть и была уже большим государством, еще сохраняла шансы на демократическое развитие в будущем; но после завоевания Сибири этих шансов не осталось. Петр I был тем самым правителем, который, видя невозможность контролировать огромную империю одной центральной властью, был вынужден создать мощный бюрократический аппарат, который тут же был поражен коррупцией и прочими болезнями. Под гром побед и свист плетей империя катилась к катастрофе, каковая и разразилась в 1917. Это стало возможным лишь благодаря имперской психологии, веками вырабатывавшейся у русского народа, психологии служения идее и презрения к личности. Среди многих причин, по которым большевизм устоял - популистские лозунги, опора на самые темные и люмпенизированные слои, развал армии, обман народа по вопросу о земле и т.д. - нельзя терять из вида и такую: большевизм, первоначально разрушивший Российскую Империю, на самом деле всегда выражал имперскую идею. Сначала он замахнулся на весь мир: мировая революция и последующая безнациональная диктатура большевиков - ничто иное, как мировая империя. Когда же этот кусок застрял у него в горле, большевизм вернулся в традиционные рамки российской государственности. Тот факт, что во главе этой идеи после смерти Ленина встал грузин, лишний раз показывает, что законы развития слишком большого государства объективны и не зависят от личности и национальности правителя. Эти законы в очередной раз стимулировали диктатуру, неуправляемость и в конечном итоге катастрофу. Вполне логично, что демократическое движение в республиках СССР пришло к требованию отделения.
