Мисс Коллинз почти без усилий закрыла двойные двери, несмотря на то, что руки у нее были заняты подносом с грязной посудой. Этель только что подошла; ей казалось, мисс Коллинз всегда выходит из этих дверей.
— Как он сегодня? — произнесла Этель привычным для больницы шепотом.
— О, миссис Николсон! — мисс Коллинз воскликнула так громко, будто встретила родственницу, которую уже двадцать лет как считали умершей.
— О, ему гораздо лучше.
Ему всегда было «гораздо лучше». Мисс Коллинз умелой, жилистой рукой приподняла колпак самого большого блюда.
— Только что обедал, съел отбивную, картофель, а к морковке даже и не притронулся.
Он всегда к чему-то «даже и не притрагивался».
— Могу я зайти на минуту? — спросила Этель.
— Я имею в виду, он ведь не спит?
— Спит? — удивилась мисс Коллинз. — Думаете, он хоть когда-нибудь спит?
Этель на цыпочках зашла в палату. Изголовье постели Рэя было приподнято так, чтобы он мог сесть. Рэй сидел. Русые волосы были бережно, словно материнской рукой, причесаны, а отвороты халата в горошек плотно прилегали к гладкой шее.
Когда он взглянул на нее, выражение лица не изменилось, он смотрел со скукой. Казалось, сидеть вот так — его работа.
— Это я, Этель. Привет, милый, — сказала она, закрывая внутреннюю дверь. — Я вижу, милый сидит…
Она подошла к нему, наклонилась и поцеловала так жадно, что с губ слетело протяжное «мммм» — за такой поцелуй мистер Пирс из магазина подарил бы ей квартиру в пятидесятых.
— С днем рождения, дорогой. С этим светлым, светлым, светлым днем.
— Спасибо. Эй, живот раздавишь.
Она села на стул справа от кровати и двумя руками обхватила его руку.
— Именинник мой.
— Эээ…
— Почему ты морковку не съел? Будь добр, расскажи.
— Ее уже пожеванной принесли.
Этель хихикнула, у нее это отлично получалось.
— Мисс Коллинз, наверное. Кажется, только и думает, как бы пожевать чужие морковки. Морковки именинников.
Рэй прихрюкнул.
— Милый, ты должен есть, — сказала Этель.
Он высвободил руку из ее рук и посмотрел налево, в окно. Там виднелась другая часть здания.
— Посмотри на меня, — попросила Этель. — Двадцать два. Да ты же поравнялся со мной.
Хохолок на его затылке был приглажен.
— Эй, ну посмотри на меня, — настаивала Этель.
— Да бога ради.
— Нет, Рэй. Посмотри на меня.
Он резко повернулся, изобразив широкую улыбку. Этель хихикнула. Рэй уставился на подножье кровати.
— Ты просто обязан услышать, как мисс Коллинз зовет меня «миссис Николсон». Это меня с ума сводит.
— Я ненавижу ее, — монотонно сообщил Рэй.
— Ненавижу смертельно.
— У нее веснушки. Как у меня.
Рэй, казалось, обдумал это. Он свесил свою руку с кровати и схватился за ее левую.
— Твой отец сегодня приходил? — спросила Этель.
— Ага. Заскочил подбодрить. Рассказывал, сколько денег потерял в этом месяце.
— Я принесла книгу, — сказала Этель, — но это не подарок. Подарок еще не пришел. Но подожди, ты все увидишь. Он просто великолепный. Сама бы такой хотела.
— Ага. Только часы не дари, пожалуйста. У меня три пары.
— Это не часы. Что тебе отец подарил?
— Ничего. Он не знал, что у меня день рождения. Что за книгу ты принесла?
— И разве ты не сказал ему? Я думала, у него секретарша знает!
— Что за книга? — спросил Рэй.
Этель посмотрела на книгу, лежащую на коленях.
— «О да, я твоя». Филлис дала, она в восторге. Хочешь — почитаю?
— Она пошлая?
— Я не спрашивала. — Этель листала книгу, искала диалог.
— Прочитай оттуда что-нибудь пошлое.
— Начну с начала.
Этель принялась читать вслух, выходило ни хорошо ни плохо. Первая глава начиналась со слов: «Стивен Дуайт надел чистейшие замшевые перчатки и подозвал такси. „Куда направимся, сэр?“ — спросил неряшливый водитель. „Отель „Тауэр“, как можно скорее“, — распорядился Стивен Дуайт звучно и властно».
— Слушай, — прервал Рэй, — Знаешь, куда идут Стивен Дуайт и его перчатки?
Этель нарочито вздохнула и закрыла книгу.
— Был ли ты утром на крыше? — спросила она.
— Нет. Был.
— Так был или нет?
— Ага. Везли на каталке рядом с каким-то стариком, он мне все уши прожужжал.
— О чем он говорил? Что с ним случилось?
— Не знаю. Желчные камни. У него сын в Йельском, похож на меня. Только из Небраски. Спрашивал, сколько лет, чем занимаюсь, что со мной стряслось. Господи Иисусе!
— А что ты сказал? — захотела узнать Этель.
— Какая к черту разница, что я сказал?
— Никто не узнал тебя, старина Джо Ротогравюра?
— Нет. Дай сигарету.
Этель достала сигарету из кожаного портсигара, лежащего в сумочке, подкурила, стараясь не испачкать помадой. Пересела на край кровати и вставила сигарету ему в губы. С закрытыми глазами он два раза глубоко затянулся, потом стал курить, как обычно курят, и посмотрел в окно. Наконец медленно к ней повернулся. Вялость с лица не ушла, но в глазах что-то затеплилось.
— Слезь с кровати, Коллинз.
— Нет.
— Слезь или ляг уже.
— Нет.
— Ну на минутку.
— Нет. Кто-нибудь может войти, Рэй.
— Никто не войдет.
— Войдет. Отпусти меня!
Поцелуй был долгим, но от страсти далеким. Этель отпрянула и пересела на стул. Рэй начал плакать во время поцелуя. Дрожь на его губах не обманула ее.
— Рэй, — сказала Этель, сидя на стуле. — Рэй, угадай, кого я сегодня видела?
Он попытался ответить что-то вроде: «…плевать, кого ты там видела».
