Высоко в небе кружит птица. Она опирается на восходящий ток теплого горного воздуха. Движение это исполнено соразмерности: ничего стремительного, ничего суетливого. Четкие, едва заметные повороты крыльев удерживают ее в безупречно горизонтальном положении (древние силы эволюции немало здесь потрудились). Черный глаз неотрывно смотрит на некую точку пятьюстами футами ниже. Птица видит неподвижное крупное животное. Древний инстинкт подсказывает ей, что оно попало в беду.
Промелькнула тень. Что-то большое. Человек не в силах понять, что именно. С трудом открыв глаза, он сначала видит лишь режущий солнечный свет. Потом различает чернеющий в небе силуэт. Птица, дивная тварь, парит в горной вышине…
И еще одна. И еще.
«Пить. Язык свинцовый. Лицо горячее, в поту».
Их много.
«Они кружат надо мной. Снижаются».
Гриф опустился на землю, ярдах в двадцати от человека. Теперь птица вовсе не кажется гармоничной: мощный клюв, которым удобно рвать добычу на части, лысая голова, тощая шея, большие когти. И эти черные блестящие глаза. Позади раздается шум мощных крыльев, там потасовка: кажется, две птицы что-то не поделили. Следом — негромкое шуршанье, совсем близко. Почти у самой шеи.
«Я не могу пошевелиться!»
Теперь на человека смотрит несколько пар глаз.
В них нет жалости. Мольба, уговоры — бесполезны, контакт — невозможен. Осторожными маленькими скачками они подбираются ближе. Караван повозок, окруженный индейцами.
«Не умру. Только не так. Не стану обедом для грифов».
— Судебная энтомология, например, тут не поможет.
Профессор — мне, во всяком случае, он показался профессором — маленький, тощий, сморщенный. Узкое лицо блестит от пота, уголки неприятных тонких губ опущены вниз. Он одет в дешевый серый костюм из нейлона, который на Ямайке смотрится просто дико. Под мышками расползлись темные пятна. Узел безвкусного яркого галстука ослаблен. Маленькие черные глаза. Профессор склонился над лежащим на столе небольшим деревянным изделием. Предмет состоит из трех дощечек, соединенных одна с другой петлями, так что боковые части ложатся на центральную. В эту центральную дощечку вделан прямоугольный кусок сучковатого дерева. На створках роспись: на левой изображена Богоматерь с Младенцем, а на правой — распятый Христос на фоне черного, грозового неба. Профессор разглядывает странный предмет при помощи лупы.
— Энтомология?
Второй мужчина чешет в затылке. Профессор чопорно улыбается.
— Насекомые. Если бы это было насекомое, мы воспользовались бы обширной базой ДНК. Но, как видите, перед нами не насекомое, а кусок дерева, а дерево как-никак мертво. Разработаны специальные методы проверки, к какой именно разновидности относится дерево: контрастирование, освещение ультрафиолетовыми лучами и так далее. Мы можем сделать соответствующий заказ. Но необходимость в таких процедурах возникает лишь при определении деревьев, относящихся к необычным семействам. Обычно это малоизвестные виды из Южной Америки. Представители семейства вохизиевых, например, накапливают в себе алюминий, который получают из почвы, и их древесина при обработке специальными реактивами синеет.
В сравнении с другими камерами смерти эта вполне уютна, даже роскошна. Такая просторная комната…
Одна из стен целиком состоит из стеклянных дверей, выходящих на широкий балкон, за которым простирается полуночное Карибское море. Из углов раздается еле слышный шепот кондиционеров. Пол выложен крупной разноцветной плиткой из привозного итальянского мрамора. Тяжелая мебель — темно-коричневая, с витиеватой резьбой — в мексиканском стиле. Тут и там стоят диковинные светильники и вазы, стены украшает яркая ямайская живопись.
На низком кожаном диване сидят трое. В середине — бородатый мужчина, высокий, хорошего сложения. Ему немного за тридцать. Он держится прямо, в его осанке чувствуется напряжение: этот человек подсчитывает шансы на успех. Слева от него сидит молоденькая девушка, в джинсах и белом свитере, и часто, глубоко дышит. У нее распухла щека, испуганные глаза широко раскрыты. Она изо всех сил пытается не терять самообладания.
По правую руку от мужчины — женщина, которой, как и ему, слегка за тридцать. Она тоже одета в повседневную одежду. Как и мужчина, она пытается спрогнозировать ситуацию и приходит к тому же удручающему выводу. Все трое понимают, что живы, пока говорит профессор. Вот когда он заткнется…
Один из двоих мужчин по ту сторону стола — профессор, второй — некто средиземноморского происхождения. Возможно, грек. Он невысок, коренаст, с глубокими морщинами на костистом лице. На нем черные брюки и рубашка с открытым воротом. Грек носит серебряный крест на цепочке. Или это свастика? На полированном столе, на расстоянии вытянутой руки от него, лежит тяжелый черный револьвер. Его собеседник все говорит.
Помимо грека в комнате еще шестеро вооруженных людей: пять мужчин и одна женщина. Женщина расслабленно откинулась на спинку стоящего в углу кресла. Судя по внешности, у нее тоже средиземноморские корни. На женщине ладно скроенное розовое вечернее платье и множество золотых украшений. На коленях лежит револьвер. Пятеро мужчин сидят на простых стульях, за исключением молодого темнокожего ямайца, волосы которого заплетены во множество косичек.