Ветер проносил годы мимо их разгоряченных лиц.
Машина времени остановилась.
— Год тысяча девятьсот двадцать восьмой, — объявила Дженет, и мальчишки отвели глаза.
Мистер Филдс прокашлялся.
— На забудьте — вы прибыли для изучения обычаев древних. Будьте внимательны, вдумчивы, наблюдательны.
— Так точно, — отозвались двое мальчиков и девочка в отглаженных защитных мундирчиках. Одинаковые стрижки, сандалии, часы, глаза, волосы, зубы и цвет кожи — как у близнецов, которыми они не были.
— Тшш! — прошептал мистер Филдс.
Они глядели на маленький иллинойский городок давней весной. Над улицами висел холодный предрассветный туман.
Последние лучи мраморно-сливочной луны осветили бегущего по улице мальчугана. Вдалеке отбили пять ударов часы. Оставляя на лужайке следы теннисных туфель, мальчуган пробежал мимо невидимой Машины времени и окликнул кого-то в темном окне.
Окно отворилось. Оттуда выпрыгнул другой мальчишка, и оба умчались в утреннюю прохладу, дожевывая бананы.
— Следуйте за ними, — прошептал мистер Филдс. — Изучайте их обычаи. Быстро!
Дженет, Уильям и Роберт поспешили, уже видимые, по холодным мостовым, через дремлющий город, через парк, а вокруг них вспыхивали огни, хлопали двери, и другие дети, поодиночке и парами, мчались сломя голову к подножью холма, к блестящим синим рельсам.
— Вот он!
Крик донесся перед самым рассветом. Вдали вспыхнул огонек, отражаясь в рельсах, и тут же вырос, грянув громом.
— Что это? — взвизгнула Дженет.
— Поезд, глупая, ты же видела фотографии! — крикнул в ответ Роберт.
Дети будущего смотрели, как спускаются огромные серые слоны, поливая мостовые дымящимися струями, вопросительными знаками поднимая хоботы в зябкое утреннее небо. С платформ грузно скатывались ало-золотые фургоны. В темноте клеток рычали и нетерпеливо прохаживались львы.
— Да… да это же… цирк! — вздрогнула Дженет.
— Ты так думаешь? А что с ними стало?
— То же, что и с Рождеством. Просто вымерли давным-давно. — Дженет огляделась. — Кошмар какой.
Мальчики ошеломленно озирались.
— Верно.
С первыми лучами зари закричали грузчики. Из окон спальных вагонов выглядывали опухшие лица. Копыта лошадей горным обвалом гремели по мостовой.
За спинами детей внезапно вырос мистер Филдс.
— Отвратительное варварство — держать зверей в клетках. Если бы я знал об этом, никогда не позволил бы вам смотреть. Гнусный обряд.
— О да. — Но во взгляде Дженет сквозило недоумение. — И все же, знаете, это как клубок червей. Я бы хотела изучить его.
— Не знаю, — отозвался Роберт: пальцы дрожат, глаза бегают. — Это безумие какое-то. Возможно, мы могли бы написать реферат на эту тему, если мистер Филдс позволит…
Мистер Филдс кивнул.
— Я рад, что вы проникаете в суть вещей, ищете мотивы, изучаете этот ужас. Ладно. Посмотрим на цирк после полудня.
— Наверное, меня стошнит, — прошептала Дженет.
Машина времени загудела.
— Так это и есть цирк, — серьезно удивилась Дженет.
Смолкли фанфары. Последним, что увидели дети, были антраша леденцово-розовых акробатов и ужимки обсыпанных мукой клоунов.
— Надо признать, психовидение куда лучше, — медленно проговорил Роберт.
— Эта звериная вонь, это возбуждение… — Дженет моргнула. — Это ведь вредно для детей, не так ли? И с детьми рядом сидели взрослые, которых называли «папы» и «мамы». Как это все странно.
Мистер Филдс пометил что-то в классном журнале.
Дженет помотала головой.
— Хочу еще раз посмотреть на это. Я где-то упустила мотив. Я хочу еще раз пробежать по городу ранним утром. Холодный воздух на щеках… мостовая под ногами… подъезжающий цирковой поезд. Что заставило детей вскочить и мчаться поезду навстречу — воздух или ранний час? Почему они так возбуждены? Я упустила ответ.
— Они все столько улыбались, — заметил Уильям.
— Маниакально-депрессивный психоз, — объяснил Роберт.
— Что такое «летние каникулы»? — Дженет глянула на мистера Филдса: — Дети говорили о них, я слышала.
— Они проводили каждое лето, бегая по округе и колотя друг друга, как идиоты, — серьезно пояснил мистер Филдс.
— Я предпочитаю наши организованные государством летние трудовые лагеря, — тихо пробормотал Роберт, глядя в пустоту.
Машина времени остановилась снова.
— Четвертое июля, — объявил мистер Филдс. — Год тысяча девятьсот двадцать восьмой. Древний праздник, когда люди отстреливали друг другу пальцы.
Путешественники стояли напротив того же дома, на той же улице, но уже теплым летним вечером. Свистели фейерверки, и ребятишки на каждом крыльце швыряли в воздух штуковины, взрывавшиеся — бум!!!
— Не бегите! — вскрикнул мистер Филдс. — Это не война! Не бойтесь!
Но лица Дженет, и Роберта, и Уильяма розовели, и голубели, и белели под светом струй ласкового огня.
— Мы в порядке, — прошептала Дженет, застыв.
— К счастью, — объявил мистер Филдс, — фейерверки были запрещены сто лет назад и подобные взрывоопасные развлечения прекратились.
Дети плясали, как эльфы, выписывая бенгальскими огнями в ночном летнем небе свои имена и судьбы.
— Я бы тоже так хотела, — прошептала Дженет. — Написать свое имя в небе. Ясно? Хотела бы.
— Что? — Мистер Филдс отвлекся и не слышал.
— Ничего, — отозвалась Дженет.
— Бумм!! — шептали Уильям и Роберт, стоя в тени ласковой летней листвы, глядя вверх, на алые, зеленые, белые огни в прекрасном ночном небе над лужайками. — Бумм!
