Геннадий Трошин
И МЫ БУРИЛИ!
После обеда ко мне забежал Сорокин и, наклонясь к самому уху, таинственно прошептал:
- Ты на Медвежьем бывал?
- Приходилось как-то летом. Ловил окуней, щук. Далековато оно, у черта на куличках! А что?
- А то, беспечная твоя душа, что там сейчас плотва, окуни и лещи валом валят! Опустил мормышку - лещ, опустил - сорожка... Люди оттуда пудами рыбу везут. И никто пока об этом не знает. Мне сейчас по телефону Шапкин из автохозяйства звонил. Мы с ним друзья. Так вот он и известил по секрету. Завтра они собираются. Могут нас прихватить. Согласен?
- Еще бы! Какой может быть разговор!
- Только остальным молчок. Озеро хотя и большое, но чем меньше народу, тем лучше.
Сорокин исчез, а я принялся размышлять: брать ли с собой жерлицы, блесны или обойтись одними мормышками? Пока раздумывал, раздался телефонный звонок. Тарабанил Сви-ристелко с валяльной фабрики.
- Ты куда завтра собираешься?
- Пока толком не знаю... - замялся я.
- Не темни. Опять, наверно, уловистое место пронюхал?
В общем, вынудил. Сказал-таки я ему про Медвежье. Как-никак, друг... И, конечно, предостерег, чтобы никому ни гу-гу.
Через час в кабинет заглянул начальник участка Сверчков.
- Так-так, - многозначительно заговорил он, усевшись напротив и барабаня пальцами по столу. - А я вас считал, товарищ Ершов, настоящим рыболовом-спортсменом, активным общественником нашего ремонтно-строительного участка. Нехорошо.
- Что нехорошо?
- Нехорошо отрываться от коллектива, скрывать мысли от своих товарищей. Кстати, и Виолетта Пафнутьевна такого же мнения. Она - член месткома. Правильно заметила, что все мероприятия надо проводить организованно. Вы завтра на Медвежье собираетесь?
"Проговорился-таки Сорокин", - с досадой подумал я и невольно утвердительно кивнул головой.
- Собираетесь, даже не известив меня. Зная, что я тоже до страсти уважаю рыбалку. А ведь мы могли бы поехать на нашей служебной машине. Для такого дела мне транспорта не жалко. Нехорошо, - повторил он и полез в карман за папиросой.
- Нехорошо, - согласился я и предложил организовать коллективную поездку на озеро.
Этого было достаточно. От слов Сверчков сразу же перешел к делу: дал команду немедленно раздобыть двадцать коробок мотыля. Вот что значит начальник!
Глубокой ночью, когда ярко светили звезды и большущей тарелкой белела луна, мы собрались у конторы и тронулись в путь. Машина была набита до отказа. Набралось около тридцати человек. И все с бурами, пешнями, ящиками. Сверчков даже мешок прихватил. На всякий случай. Им мы завесили вход, чтобы не задувало в крытый кузов.
- Ну и народу! - не выдержал я. - Откуда столько?
- Ума не приложу, - прошептал Сорокин, притиснутый к самому борту. Этот, - кивнул он в сторону усатого дяди в башлыке, - друг нашего начальника. За ним - вроде двоюродный брат, племянник. А наших - раз-два и обчелся...
Нас долго трясло, мотало, морозило. До озера добрались лишь к рассвету. Высыпали на лед и опешили: у левого берега над лунками склонилось с полсотни человек. В одном из них я узнал Свиристелке. Мне даже почудилось, что он показал язык.
Предводительствуемые начальником, который был в собачьих унтах и лохматой шубе, мы подались вправо, но там тоже лед напоминал разворошенный муравейник: чернели фигурки рыболовов, ухали пешни, скрипели ледобуры.
И все же мы нашли свободное место. С километр пониже. Вгрызлись бурами в лед, сели у лунок - тишина. Попробовали на глубине - то же самое. А дальше стали бурить и бить лед без разбора. Сверчков шубу сбросил - до того жарко стало. И мы с Сорокиным взмокли. То и дело прикладывались к термосу с чаем, чтобы утолить жажду.
К обеду озеро до того искромсали, что оно стало напоминать переднюю линию фронта после бомбежки. И все безрезультатно. Никто даже не выловил захудалого ершишки. Начальник временами останавливал на нас с Сорокиным долгие взгляды. В конце концов терпение его лопнуло, он подал команду грузиться.
Когда мы отъезжали, на озере показалась заиндевевшая лошадка, запряженная в легкие санки. В них сидел фотокорр районной газеты Троеглазов и еще кто-то. Троеглазов махнул нам рукой, но Сверчков не удостоил его внимания. Машина, фыркнув, выбралась на дорогу и покатила домой.
Через день перед обедом Сорокин сунул мне под нос газету.
- Смотри, читай, беспечная твоя душа!
С четвертой страницы на меня смотрел улыбающийся Шапкин. Ниже подпись: "Диспетчер автохозяйства В. Н. Шапкин работает общественным инспектором рыбоохраны сравнительно недавно, но за короткий срок сумел проделать немалую работу. Позавчера по его инициативе рыболовы-любители автохозяйства, валяльной фабрики, быткомбината вышли на лед озера Медвежьего, чтобы спасти водоем от замора. Благодаря усилиям рыболовов, смекалке т. Шапкина обитателям озера больше не угрожает опасность кислородного голодания".
Мнениями обменяться мы не успели. В кабинет влетел Сверчков, скользнул взглядом по газете, нахмурил брови.
- Теперь мне понятно, почему клева не было, - многозначительно сказал он. - Теперь мне людям...
Дробный стук каблучков прервал его мысль. В дверях показалась Виолетта Пафнутьевна. В руке - газета, на лице - тревога:
