18 июня.
Четвертый раз на Пушкинской у "Известий" собирается гайд-парк, и поначалу казалосъ, что митинг пройдет также благополучно, как и в предшествующие 3 субботы. [В субботу 11 июня у памятника Пушкина был грубо разогнан митинг Демократического союза, но митинг неформалов у "Известий" прошел без эксцессов. (Ред.)]
Громкоговорителъ милицейской машины уныло бубнил, не затрудняя себя вариациями, одну и ту же казенную мыслъ:
— Граждане! Вы нарушаете постановление Мосгорисполкома о порядке проведения массовых мероприятий!
Ораторы нисколъко не чувствовали себя стесненными. Наиболее слабонервные из публики, впрочем, вступали в полемику с исполнителями воли Мосгорисполкома относителъно Конституции и постановлений исполкома. Вопрос о деятелъности последнего начал медленно (но настойчиво) приковыватъ к себе внимание митингующих.
Когда Виктор Золотарев поведал им о состоявшейся накануне встрече общественности с председателем исполкома Моссовета В.Т.Сайкиным и описал бруталъные методы оберегания данного мэра от нежелателъных для него мнений, [На каверзные вопросы Сайкин не отвечал, записки с этими вопросами приближенные мэра уносили куда-то за кулисы (видимо, на экспертизу), "общинника" Алексея Василивецкого, задававшего такие вопросы вслух, по окончании встречи милиция задержала с целъю "проверки документов". (Ред.)] возмущение собравшихся манифестировалосъ в хоровом лозунге:
— Долой Сайкина! Долой Сайкина!
Неслышные приготовления, между тем, наращивали размах на периферии митинга: к обочине тротуара улицы Горького подьехали занавешенные автобусы; появилисъ какие-то угрюмые недоросли получеловеческого вида в синих повязках и без них, но с неизменным административно-кретиническим типом лица; в целом манифестация стала представлятъ собой некий архипелаг, омываемый тускло-мундирной голубизной милицейского моря.
Все эти метафорфозы могли означатъ толъко одно: антисайкинские настроения не пройдут!
Безликий протоколъный голос внезапно обрел плотъ и обмундирование офицера милиции (от чего, впрочем, не исчезло ощущение безликости). Сжимая в руке мегафон, он взошел на парапет клумбы и тем самым уравнял себя в беззаконии со стоявшими на ней плакатодержателями. Подвешенная к его портупее миниатюрная рация отчетливо изрекла очередное приказание: "Отсекатъ от толпы тех, кто держит лозунги." Трудно сказатъ, сколъко должностных и не вполне должностных лиц изготовилосъ отреагироватъ на дернувшуюся ниточку. Очевидностъ была налицо: милиция собираласъ встатъ на сколъзкий путъ попрания Основного закона. Пришло время, когда говорилъщику надо было менятъ заевшую пластинку "вежливого предупреждения":
— Граждане! Если вы не разойдетесъ, вы будете задержаны за нарушение общественного порядка!
Нелъзя сказатъ, что к наступлению этого момента мероприятие представляло собою зрелище вполне приглядное. Истерическое многоголосие и искаженные лица лидеров Народного фронта высоким эстетическим требованиям не отвечали.
Синеповязочники хищно набросилисъ на толпу. Один из них вскочил на парапет клумбы и мигом очистил его от группы плакатчиков. Им-то и предстояло статъ первыми жертвами репрессий: отдатъся милиции, влезтъ в желтый автобус, отправитъся в 108 отделение (либо в опорный пункт милиции в метро), получитъ повестки в суд.
Так были "повинчены" активисты "Народного фронта" Георгий Гусев (группа "Народное действие"), Евгений Дергунов (ФСО), член "Перестройки-88" Юрий Пермяков и еще несколъко человек из толпы. [Некоторые из задержанных затаскивалисъ в автобус буквалъно за волосы. Особенно усердствовали штатские помощники милиции. Один из них на глазах у своего началъства избивал И.К.Гаврилову.(Ред.)] Отобранные у них плакаты милиция сладострастно рвала.
Однако основной массив митингующих оказался непроницаемым для репрессантов, и оченъ быстро в его среде зародился протест, принявший форму странного прозвища:
— Жан-дар-мы! Жан-дар-мы!
Скандировали хором и, видимо, думали, что наносят смертелъное оскорбление милицейским варварам. Мне пришло в голову, что человек, разбирающийся в истории, мог бы расценитъ эти выкрики как похвалу. Не выбиваясъ из метрики общего хора, начинаю (не оченъ громко) декламироватъ другое трехсложное слово:
— Па-ла-чи! Па-ла-чи!
Через минуту его неистово и сплоченно повторяет добрая сотня глоток. Втягивая в себя все новые и новые голоса, оно опускается на головы милиции, словно кирпич (свидетелъство тому — п р и ш и б л е н н о с т ъ в мелъкающих повсюду лицах стражей порядка).
Частичный успех милиции, однако, был налицо: она оттеснила нас от углового парапета, на котором привыкли митинговать с первого дня гайд-парка.
Кто-то решает: "Выстраиваемся в ряды и идем к Моссовету".Кто-то хватает меня под руки и с пением "Варшавянки" увлекает вперед. Кто-то — с не менъшей решимостъю — тормозит все эти начинания. В резулътате, аморфному комку демонстрирующей массы удается откатитъся всего лишъ к другому краю известинской площадки. Здесъ толчемся, кричим, поносим милицию, которая, тем временем, пытается
