Был весенний вечер.
Энергичный красноватый Ленин смотрел на мир с постамента перед Бессарабским рынком; из года в год ему открывалась одна и та же, незаметно меняющаяся картина. Сейчас перед каменным человеком лежала площадь с милицейской будкой, желтый фасад с большими часами «Минолта» – центр большого города; потоком лилась толпа, и потоком шли машины, и таращила пустые глаза разрушенная поликлиника – из года в год так стояла в руинах, ее стыдливо прикрывали щитами, но никак не могли спрятать, и укоризненный взгляд несчастного здания беспокоил Ленина по ночам.
Перед другим фасадом, куда как более художественным – перед красным фасадом Университета – застыл в горькой думе Тарас Григорьевич Шевченко. Поэт раздумывал о будущем своей страны, а потому выражение лица его выдавало глубокую депрессию.
Князю Владимиру, поставленному лицом к Днепру, было куда как веселее. У его постамента играл уличный скрипач – играл всем знакомого, чуть сладковатого «Лебедя» Сен-Санса. Вокруг не было никого, кто мог бы опустить в пустой футляр денежный эквивалент своей к скрипачу благодарности, вокруг вообще никого не было, кроме молодой женщины в поношенной курточке, которая, стоя поодаль, хотела, но стеснялась подойти…
Князь Владимир слушал скрипку и смотрел на реку, на склоны, на Левый берег. А возможно, спал с открытыми глазами; возможно, ему приснилось, что он ученик восьмого класса и что ему задали домашнее сочинение на тему «За что я люблю свой город».
«За что я люблю свой город. Сочинение. План. Первое – Киев древний город со славной историей. Скукотища… Второе – Киев красивый город с зелеными насаждениями, парками, памятниками архитектуры, музеями… что там еще? Цирком. Зоопарком. Вот блин. Третье – мое любимое место в Киеве… Если напишу, что Мак-Дональдс возле речного вокзала – точно влепит трояк. Если напишу, что Республиканский стадион – тоже влепит… Напишу, что парк имени Шевченко. Значит, так, пункт третий, мое любимое место в Киеве – парк имени Шевченко…»
Тарас Григорьевич думал, сдвинув брови.
Где-то гудел стадион.
Неподалеку от Шевченко примостился на своей скамье каменный Грушевский, очень похожий на своей портрет с дензнака. Вокруг светились рекламные щиты и нарядные пункты обмена валют; если бы первый президент знал, какой сегодня курс доллара – пошатнулся бы на пьедестале.
Бронзовый кот, невесть зачем поставленный неподалеку от метро «Золотые ворота», принимал ласки от девочки лет четырех – девочка забралась на постамент и нежно гладила «железную кисю».
Гул стадиона накатывал и отступал, подобно прибою.
«За что я люблю свой город. Сочинение ученика восьмого «Б» класса Шубина Евгения… Абзац. Киев – мой родной город. Ему уже больше полутора тысяч лет… Полу-тора… Или «полутара»? Напишу – почти две тысячи лет. От него не отвалится…»
Залитый светом стадион казался продолговатым блюдцем, до краев заполненным страстями.
У кромки поля гарцевал, захваченный игрой, мальчик лет тринадцати – сейчас, если мяч вылетит за кромку, он быстренько подаст любимому футболисту другой, запасной. И сразу же погонится за укатившимся – еще секунду назад этот мяч был центром внимания всего стадиона, всеобщим «предметом борьбы», и когда мальчику выпадало счастье взять его в руки, ему казалось, что мяч теплый.
Мальчик гарцевал у края поля – но ему казалось, что это он бежит сейчас по траве. Что это он подкатывается, отбирая мяч, что это он несется в прорыв, что это он в падении бьет по воротам…
«Какой прессинг, – озабоченно бормотал комментатор. – Как прессингуют гости… Сборная Украины пока не производит впечатления… Чувствуется разница в подготовке игроков киевского «Динамо» и игроков других клубов… Атака гостей! Опасно, как опасно… Шовковский успевает отбить мяч на угловой… Какое напряжение! Отборочный матч чемпионата мира… Внимание…»
Озабоченно хмурился Тарас Григорьевич – на этот раз, очевидно, его обеспокоил угловой.
«Наши перехватили инициативу… Яшкин… Контратака… Ребров с мячом! Пас Шевченко! Шевченко… выходит… обводит… проходит… Гол!!»
Ветер эмоций пронесся по вечернему городу.
«Шевченко», сияла надпись на табло.
На поле футболисты, устроив кучу-малу, обнимали своего форварда. Сиял от счастья мальчик, подающий мячи, вопили трибуны… А Тарас Григорьевич Шевченко отвлекся наконец от тяжких дум – казалось, он приподнял насупленные брови и чуть повернул голову в сторону стадиона.
– Шевченко! – радовался комментатор. – Какой удар!
Вокруг стадиона лежал вечер, еще прохладный, но уже остро пахнущий весной. Очень темный, кое-где сдобренный фонарями, райский вечер для целой армии киевских влюбленных…
Впрочем, не весь Киев свихнулся на сегодняшнем матче. Скрипач на Владимирской горке опустил инструмент, и его единственная слушательница сочла возможным приблизиться:
– Добрый… вечер. Спасибо вам большое, я каждый раз прихожу вас слушать… и…
– Спасибо вам, – вежливо ответил музыкант. – Я вас запомнил.
– Вы знаете, я по профессии далека от музыки… Я врач. Но я иногда хожу в филармонию… мне есть с чем сравнивать…
Музыкант чуть смутился:
– Видите ли, то, что играется на улице… это не совсем серьезно.