«Здесь меня не увидят», — подумал Павел, забиваясь в щель между домом и забором. Военный патруль был уже близко, парень затаил дыхание. Сердце бешено колотилось, но больше от бега, чем от страха — пришлось пробежаться. Патруль прошел, Павел посидел тихо еще пару минут и вылез из укрытия. Огляделся по сторонам, поправил воротник, накинул капюшон и быстрым шагом пошел дальше. Ветра не было, снег падал плотно и медленно, ложась пуховым платком на вытоптанные тротуары. Зима в этом году выдалась теплая, но снежная. Конечно, теплая по сибирским меркам. Природа словно жалела людей, середина января, а сильных морозов пока не было. Свежевыпавший снег предательски скрипел под зимними добротными ботинками, молодой человек спешил домой. Комендантское время началось час назад, и если его арестуют за нарушение режима, то появится реальная перспектива провести ночь в промерзшей кутузке. Тем более, что это уже было пару раз. Правда, в последнем случае ему удалось откупиться «магарычом». А ведь за третье нарушение могут упрятать подальше и надолго, вплоть до предписания «трудовой повинности».
Павел, запыхавшись, ввалился в свой подъезд и в полной темноте поднялся на третий этаж. Снял перчатку, нащупал замочную скважину, открыл дверь и вошел в свою квартиру. Здесь он был в безопасности. В относительной безопасности.
Его родной поселок Кольцово, что в Новосибирской области, был всегда на особом счету. И в прошлом и в настоящем. В десятых годах это был перспективный научный городок, наукоград, не обделенный вниманием и государственными денежными вливаниями. После начала так называемой Холодной Агрессии и установления Стены, Кольцово стал приходить в упадок, как и все в России, за редким исключением. Но в сравнении с большинством мелких городов и поселков империи, в Кольцово было два объекта, которые держали поселок в более-менее пристойном состоянии — это Федеральный центр вирусологии и ликероводочный завод. В наши дни первый де факто превратился в мощный центр по разработке биологического оружия (хотя и в спокойное время здесь этим занимались, но не в таких масштабах), второй стал стратегическим объектом, который подлежал стопроцентному контролю государства. Соответственно, наличие таких организаций в поселке накладывало определенный отпечаток на жизнь местных жителей. Во-первых, это статус особого федерального города. Особый город — это военная комендатура, воинская часть в черте города, комендантский час и еще ряд режимных моментов, которые не особо нравились местным жителям. Но за эти годы люди привыкли и их недовольство компенсировалось тем, что была работа. Центр, а в большей степени, водочный завод и смежные с ним обслуживающие кооперативы, давали возможность людям работать и кормить свои семьи.
Павел Куршин работал на водочном заводе технологом. Эта должность у него была благодаря хорошим знаниям и специальному образованию, которое он успел получить, окончив Кемеровский институт пищевой промышленности. В последние годы его учебы в институте, строительство Стены шло полным ходом. Во всех вузах была введена военная кафедра и военная доктрина обязывала всех молодых людей после получения диплома идти служить младшими офицерами во благо империи сроком на три года. После трех лет, желающие, а их было не так уж и мало, оставались служить по контракту, забыв о своих дипломах. Молодые специалисты, которые направлялись работать на государственные предприятия с особым статусом, освобождались от военной повинности. В их числе был и Павел. После института по распределению попал на этот завод. Сейчас ему было тридцать лет, жил он сам в двухкомнатной квартире, полученной от завода, в стандартном пятиэтажном доме на окраине поселка.
Павел включил свет и снял толстую тяжелую куртку. Помял ее в руках и достал из потайного кармана бутылку водки. После он отнес бутылку в кладовку, где и поставил к остальным. Остановившись, посчитал. В кладовке было три неполных ящика, этого было мало. Для того, что он задумал, нужно было, как минимум, пять ящиков водки. Каждый раз, когда совпадала его смена со сменой знакомого охранника, он незаметно брал с линии две бутылки, одну себе, одну охраннику. Воровство продукции с завода считалось тяжким преступлением, ведущим сразу к трудовой повинности. Причем трудовую повинность отбывать пришлось бы в каких-либо карьерах или на химических заводах, а о своем предыдущем рабочем месте можно было забыть. Аннулировался трудовой стаж, замораживались отчисления в пенсионный фонд, квартира и имущество подлежали конфискации. Но риск стоил цели, и Павел рисковал.
Он подошел к зеркалу, включил свет и посмотрел на свое отражение. Через запотевшие с мороза очки на него смотрел худой, среднего роста молодой мужчина. Взъерошенные от шапки волосы, трехдневная растительность на выступающих скулах и остром подбородке. Павел снял очки, протер стекла пальцем и снова надел. Теперь в отражении можно было разглядеть глаза. Серые, большие и умные. В глазах читалась многолетняя усталость и хроническая грусть. Но все равно был еле уловимый блеск, сумасшедший огонек, который пробивался сквозь пустоту взгляда и толщину диоптрических стекол.
