ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ!
– Утро настало, утро настало, утро настало! – надрывался будильник. – Вставай и вперёд! Выдвигаемся! Проснись и по-о-о-о-о-о-ой!
Будильник кричал ещё возбуждённее, чем обычно, но кто мог его за это укорить? Уже семь часов – нет, даже семь часов и одиннадцать секунд, если точно. Это означает, что до конца дня осталось всего шестьдесят одна тысяча сто восемьдесят девять секунд! А в такой особенный день терять нельзя вообще ни одной.
– Вставай, вставай, ВСТАВАЙ! – завопил он.
Его голос прогрохотал по комнате, скатился с лестницы и разнёсся по всем Чернильным островам, немало впечатлив соседей. Глазки семейства Картофель тут же открылись, у Кукурузы чуть зёрнышки с початков не облетели, а сестрицы Коровы (бедняжки, они всегда так ужасно нервничают) в этот день дали взбитые сливки вместо молока.
А что Чашек? Чашек знай себе похрапывал.
Это, конечно, никого не удивило – Чашек есть Чашек. Он просыпался, когда хотел, знаете ли, и хоть ты над ним звени, хоть стучи, хоть пихай, хоть толкай – ничего не поможет.
Будильник вздохнул. Сегодня особый день, и он очень надеялся, что удастся обойтись без обычной процедуры, но… чего там говорить, откладывать уже смысла нет. Он схватился за блестящий медный колокольчик, висящий над головой, и потащил его вниз, пока тот не уселся ему на голову словно армейская каска. Потом будильник подошёл к краю прикроватного столика, поднял минутную стрелку и, обозрев окрестности стальным генеральским взглядом, взмахнул флагом, подавая сигнал.
Началась операция «Прощай, постелька».
Как и обычно, первым сигнал увидел радиоприёмник. Он внимательнейшим образом следил за всем, что происходит вокруг, хотя его никто и никогда за это не благодарил. Но он покажет, он всем ещё покажет. Это его шанс доказать, что он не просто сладкоголосый ретранслятор передач вроде «Театра Страстей-Мордастей» и «Буча Квассиди и Лимонадного Джо». Он умеет и вдохновлять. И сейчас для этого как раз подходящий момент. Он глубоко вдохнул, качнул огромной круглой ручкой настройки на коричневом деревянном корпусе и выдал целый залп оглушительных, душераздирающих, воодушевляющих маршей. (Лично он считал, что для маршей лучше всего подходит «Буги-вуги на поле брани» и «Джиперс, джазовый джип». В конце концов, для линди-хопа они были просто идеальны.)
Теперь настал черёд платяной этажерки. Она открыла верхний ящик, и из него выскочили Чистые Береты – батальон бесстрашных и на редкость изящных головных уборов из Франции. Они спрыгнули с края ящика, дёрнули за шнурки и спланировали вниз, под прикрытие белых льняных носовых платков. Там они присоединились к носкам (пехотинцам), подтяжкам (вспомогательным подразделениям), очкам (вперёдсмотрящим) и перчаткам (а эти просто всегда приходились кстати), и все вместе они сделали то, что должны были. Сначала – выкатили огромный клубок шерсти и разматывали его, пока не окрутили ниткой комнату – вообще всю комнату. Они обвязали дверную ручку, разные безделушки, абажур, карниз, пару подставок для книг и зонтик в горошек. Когда они закончили, сержант Плавкин (храбрые зелёные трусы из ящика с нижним бельём) привязал конец нитки к шнурку, свисавшему со столбика кровати Чашека.
А другой конец – к электрическому вентилятору.
– Действуйте! – крикнул будильник носкам.
Близнецы O’Ромбик – Лефти и Роджер – включили вентилятор. Лопасти вращались всё быстрее и быстрее, и нитка наматывалась на них, словно макароны на вилку. А вместе с ниткой задвигалось и всё остальное. Дверная ручка повернулась, безделушки перестали бездельничать и громко задребезжали, абажур смялся, карниз загрохотал, подставки для книг загремели, зонтик раскрылся, и, наконец, кровать Чашека, которая до сего момента крепко стояла на четырёх ножках, вдруг выпрямилась, словно новичок-рядовой в день проверки, да настолько быстро, что Чашека выбросило из-под одеяла, и он полетел в другой конец комнаты.
Но, что удивительно, он не разбился, не раскололся и даже не разлетелся вдребезги – нет-нет, ничего подобного. Он приземлился – и весьма ловко – прямо в штаны, рубашку и ботинки, которые специально разложил накануне вечером.
– Ах-х-х-х! Доброе утро всем! – зевнул он.
Все обитатели комнаты весело закричали.
Чашеку нравилось утро. Утром начинался совершенно новый день – и в этот день может произойти всё что угодно! Он улыбнулся, помахал рукой другу-будильнику и широкими шагами прошёл к большому настенному календарю с изображением осьминога.