Шумной, многоголосой толпой повели нас в царские покои. Шли гурьбой по галерее, я было испугался, подумал, что могут не выдержать переходы, но обошлось. Перед входом в мой терем, рядом с гвардейцами, стоял Алексашка. На мой вопросительный взгляд он украдкой, у самого пояса, показал большой палец. Повернулся тогда я к гостям и изобразил фирменный взгляд Петра. Те как на стену напоролись. Замерли.
— Всё! Далее мне провожатые не надобны. — И отвернулся.
Гвардейцы вместе с Меншиковым пошли оттеснять провожавших нас гостей обратно в большой дворец.
Елена как шла, не поднимая головы, так и замерла. Секунду я не мог решиться, что дальше делать. Кто она сейчас Елена-Прасковья или Елена-Елена, носитель или вселенец? Как мне себя вести? Но будь, что будет! Царь я или не царь? Подхватил молодую жену на руки и решительно вошел на свою половину.
Легкая как пушинка, Леночка обняла меня за шею и уткнулась в плечо.
Ногой закрыл дверь и понес её дальше в покои. Пройдя кабинет, зашел в спальню. У дальнего окна, напротив камина, стояла большая кровать, такая, как я и просил сделать — без пуховых перин, на пружинном матраце от Демидова. Напротив, на столике, стоял испеченный лебедь, два бокала и, в серебряном ведерке, бутылка шампанского, взятая у Лефорта. Я посадил жену на край кровати. Она вся сжалась, низко наклонив голову, кулачки прижала к груди.
— Елена, — я присел рядом, наклонился, пытаясь поймать её взгляд — не бойся. Не обижу. Или лучше тебя пока называть привычным именем Прасковья? — я улыбнулся и прошептал — Девушка Прасковья из Подмосковья.
Вероятно, Ленка-вселенец узнала цитату, и робкая улыбка стала для меня наградой. А её глаза всё-таки были полны слез.
Я положил руки ей на голову, снял венец. Господи, как туго затянули волосы! Осторожно стал распускать косу. Потом, нащупав застежку, расстегнул жемчужные бусы.
— Как ты только это терпела!
Начал расстегивать "платье". Девушка всхлипнула. Я замялся, продолжать или подождать. Нет, лучше подождать, пусть пока пообвыкнется, а я заодно схожу — сполоснусь. Разоблачить из свадебного наряда молодую царицу стоило большого труда. Хорошо, что её переодели после венчания. С венчальным платьем я бы, наверное, без помощников и не справился.
— Жарко! — Я стал снимать и с себя всю эту "древнерусскую одёжу", в которую царя обрядили на пир. — Не устала ли ты, Прасковья, большой день стоять-то выдалось? Я и то умучился за день. Пойду, омоюсь. Ты не робей, хочешь тоже душ прими. Знаешь, что сиё есть?
Слабое покачивание головы.
— Мне Никита Демидов сделал — в мыльне вода как дождь из медного рога льётся. Коли захочешь — приходи.
Молчание. Ну и как мне дальше с ней быть? Я, конечно, понимаю, для Лены-Прасковьи это первая ночь с мужчиной, но почему Ленка-вселенец спряталась, не объяснив ей, что и как. И зачем она оставила девочку одну сейчас?
Оставшись в сорочке, я внезапно вспомнил, что молодая жена, скорее всего, голодная. Сам я успел украдкой перекусить окороком — спасибо, Алексашке, расстарался. Обернулся к ней.
— Ты кушать хочешь?
— Да.
Ну, наконец-то, хоть, шепотом, но ответила. А то от самого венчания молчит да плачет.
Оторвал ножку у лебедя.
— На. Ешь. Скоро приду.
….
И я ушел в мыльню.
…
Мне пришлось немало потрудиться, чтобы придумать, как устроить из царской мыльни привычный для меня санузел. Ещё больше времени ушло на то, чтобы убедить матушку-царицу построить мне отдельный терем рядом с дворцом, по специальному проекту. Да "выбить" денег на него у сестрицы-правительницы.
Унитаз сделали медным, фаянс должного качества пока не получался. Вся сантехника из бронзы и латуни, трубы разве что опять медные. Брюс, хохмач, предлагал мне позолотить чугунный вазон в его лаборатории, благо опыты с гальванопокрытием металлов прошли удачно, а медь отдать ему на проволоку. Алексашка же вообще сказал, что любой уважающий себя монарх должен гадить исключительно в чистое золото. Скоморохи, блин, клоуны. Петруша тогда сразу оживился насчет чистого золота, но я его привычно загнал в "подсознанку". На самом деле наиболее дорогим были незаметные глазу резиноизделия. На них ушла почти треть привозного сырья, стоившего раза в два дороже золота по весу. Ванну отлили из чугуна, и покрасили традиционно — белой эмалью. Такую же раковину и поддон для душа. Тут же поставили деревянную купель и сауну. Получилось, что мыльня у меня занимала место почти столько же как и спальня.
Каменки как таковой не было. Печь топилась из коридора — одним углом сауну, а другим оставшуюся площадь. Горячую воду для меня грели в специальном котле в подклетях и догревали небольшой печкой на чердаке, куда она подавалась перепадом давления от водонапорной башни. На догреве постоянно дежурил гвардеец из молодых, следивший за верхним котлом и, заодно, работая противопожарной сигнализацией.
В сенцах я окончательно разделся и зашел в саму мыльню.
Душ был чудесен. Наскоро смыв пот, я решил понежиться минут — дцать и дать время Елене привыкнуть к статусу царской жены. Да и самому немного успокоиться, чтобы не пугать девушку молодыми гормонами.
— Государь.
