Город в законе

Вступившись за девушку, герой триллера едва не погибает. Следствие заходит в тупик, но когда Федяй вместе с друзьями пытается самостоятельно найти злодея, оказывается, что противостоит им магаданская мафия. И не только. Получается, что в борьбе за справедливость герой сам нарушает нравственные заповеди и едва не становится таким же, как и его враги… Месть не приносит ему радости, но надежда на лучшее остается.

Автор

Клянусь говорить все, кроме правды.

Нестерпимый до этого свет бестеневых ламп задрожал и стал удаляться. Стены и потолок, напротив, сблизились и всей своей многотонной тяжестью навалились на меня, медленно ломая и сплющивая кости и мышцы, дикой болью гася разум.

Я умирал.

Еще огонек тлел в сознании, вяло, будто раздумывая, стукало сердце, проталкивая по сосудам остатки крови, но уже лед и холод поднимались по рукам и ногам и тяжкая смертная тоска перед неизбежным охватывала меня.

Уходила кровь — уходила душа.

Но я еще что-то слышал и чувствовал.

— Нет смысла поднимать, — произнес молодой крепкий басок. Наверное, дежурный врач, а поднимать, стало быть, в операционную: она была — я это знал — на втором этаже. — Пульс не прощупывается, давление меньше сорока. Большая кровопотеря…

Я не верил дежурному, потому что он говорил не то, что думал. А думал врач, что для всех них будет лучше, если потерпевший умрет в приемном покое, не приходя в сознание, чем на операционном столе. Слишком малы, мизерны были мои шансы!

Но я то так, черт подери, не думал! Я хотел жить! Последним усилием воли я отталкивался от темноты, забытья, смерти. Я заставлял сердце биться, помогал ему прокачивать эти упрямые артерии и вены, и я заставил свой язык, легкие, гортань и, что там еще в этом участвует, прохрипеть:

— Харитона! Вызовите Харитона!

Это был как пароль. Харитоном звали в больнице главного хирурга только его хорошо знакомые. Мои слова слышали санитарка и сестра. Теперь дежурный не рискнет записать "не приходя в сознание".

Санитарка оживилась, наклонилась над каталкой и я услышал ее голос и почувствовал ее несвежее, смешанное с алкоголем дыхание

— Больной, что твоим передать?

— Похмелись, — прошептал я и угадал, что дежурный улыбнулся. Во всяком случае, след улыбки еще слышался в его распоряжениях…

— Два кубика кордиамина. Внутривенно, а как еще? Поднимайте давление и на стол!

Теперь, когда я добился маленькой победы в этом безнадежном почти сражении за свою жизнь, можно было бы и отдаться спасительному забытью. Но я боялся, что у них опять что-то застопорится. Застряла же "скорая помощь", не доехав до больницы всего квартал, и, как на беду, не оказалось в машине системы переливания.

И я держал себя до того момента, когда маска легла на лицо и участливый женский голос не произнес:

— Держись за мою руку и все будет хорошо! Мы выплывем!

И из последних сил вцепившись в ее ладонь, я поплыл…

Могучая река легко несла меня вниз. Как обрубленные, высились крутые берега. Где-то впереди шумела на порогах вода. Крутые волны захлестывали с головой, я захлебывался, терял дыхание…

— Держись, — слышал я в этот миг и женская ладонь крепче охватывала мою.

А река все несла, а берега ее сужались и вырастали, и вскоре я уже мог разглядеть насколько они разны. Если правый был из какого-то светлого, теплого на восприятие камня и за ним угадывались летний луг и птицы, и цветы, и вольная воля, то от левого дышало мраком и холодом, и странные символы, зверские дебильные физиономии и рожи, что только в кошмаре или с кошмарного похмелья могут привидеться, смутно мелькали на его плоскости. Беда еще заключалась в том, что в то время, как инстинктивно я рвался к правому берегу, отбойная волна сносила меня в противоположную сторону.

Женская рука удерживала меня на стрежне, но был момент, когда я приблизился к левому берегу настолько, что смог разглядеть его и ужаснуться увиденному со всей силой чувств, что во мне еще сохранились. Дьявольская рожа в черной звериной щетине с нечеловеческим обрезом скул и горящими глазами мелькнула вдруг и… странно, кого-то она мне напомнила.

"Маска, я тебя знаю".

А берега все сходились и вскоре стенами нависали с обеих сторон, и было ощущение, что вот-вот они сомкнутся и вверху. Впереди в узком, как каньон, русле ослепительно сверкнула грива водопада.

Держись!

И я было рухнул вниз, в бездонную бесконечную даль. И странно, что уже не пугала ни бесконечность, ни бездонность. Каким-то чувством я понимал, что чем дольше будет продолжаться мое падение, мой полет, тем для меня Лучше. Главное — не отпустить руку!

Врач-анестезиолог Вален тина Ивановна, Валечка, а это она была тогда моим ангелом-спасителем, показала потом мне свою узкую ладошку. Даже через неделю заметны были на ней следы синяков от моих пальцев.

И еще был миг, когда с высоты своего птичьего полета увидел я барахтающегося в реке человека и угадал в нем себя, но угадал как-то отстраненно, без всякого сожаления, без желания вернуться и помочь… Вернуться и помочь!

Хорошо, сладко было лететь, но, видно, еще не закончена была моя земная дорога и я вернулся к себе — в страдания, боль, кровь и грязь…