Иерусалим
Полет был настоящей мукой.
Пристегнутый поясным ремнем, Натан Ли Свифт сидел в чреве грузового вертолета вместе с дюжиной разносортных архангелов и пытался рассмотреть внизу то малое, что осталось после землетрясения. Города и деревни просто растворились в облаках пыли. Даже руины, в которых он работал, исчезли. Появилось новое белое пятно на карте.
Зной, духота. Горизонта нет, пески растянулись в серую дымку.
Натану Ли казалось, будто он прикован цепью к сидящему рядом гиганту — Дэвиду Оксу, профессору, у которого учился когда-то. Жутко не хотелось уезжать, а сейчас не хочется возвращаться. Стартовав с военной базы США и взяв курс точно на юг, они летели параллельно разлому[1]. Словно колоссальный плот, соскользнувший с берега в океан, Африка отделилась от Евразии. Ничего нового в планетарном масштабе будто и не произошло. На сделанных из космоса снимках новое геологическое образование было едва заметно. Даже сквозь обшарпанные плексигласовые иллюминаторы разрушения казались совсем незначительными. Земля просто разверзла пасть, а потом захлопнула ее.
Натан Ли попытался высмотреть какие-нибудь ориентиры. Всего несколько недель назад там, внизу, он просеивал почву древнего Алеппо, предвкушая скорое окончание полевых исследований. Руины канули, а с ними и диссертация. Только любовь, скорее даже похоть, уберегла его от катастрофы. Не загляни Лидия Окс в его палатку однажды ночью пять месяцев назад, он бы погиб в песках. Выходит, случайным своим спасением он обязан плодовитой утробе младшей сестры профессора.
Она появилась в Алеппо с братом без предупреждения во время зимних каникул. Профессор решил навестить своих аспирантов и окончательно определиться с грантами, останавливаясь на пару дней то в одном, то в другом месте, а Лидия без всякой цели сопровождала его в поездке. До этого Натан Ли никогда ее не видел. Он стал для Лидии чем-то вроде случайной добычи, по крайней мере так ему показалось. Трофей пустыни. Ее гималайский скалолаз в песках. Но затем она прислала письмо из Миссури, в котором сообщала, что уже пять месяцев беременна. Десять дней назад они поженились, и все новоиспеченные родственнички трубили о его чудесном избавлении. Сказано чересчур сильно: в случившемся повинно скорее не провидение, а бюстгальтер «вандербра», полная луна и бутылочка пьянящего молодого божоле. Но сути дела это не меняло.
Натан Ли все еще не оправился от потрясения, вызванного внезапной переменой в жизни. Обручальное кольцо на его коричневом от загара пальце казалось неким странным новообразованием. Двадцать пять — такой еще молодой. Ему только предстоит найти свою судьбу, сделать имя, увидать край света… и увидать еще раз. Не то чтобы ему не нравился свой облик в зеркале: серьезный молодой человек в круглых очках, как у Джона Леннона, с крепкими плечами и негустой растительностью на груди. А вот цельности формы недоставало. Такое ощущение, будто его молекулы все еще на пути к согласию.
Может, все дело в том, что последние два года он работал в песках почти в абсолютном одиночестве. Порой Натану Ли казалось, будто следы его шагов исчезают уже через минуту, а тень постоянно меняет форму. Не исключено, впрочем, что всему виной его всю жизнь скитавшиеся родители, обретшие вечный покой столь далеко друг от друга: мать — в Кении, отец-альпинист — в Канзасе. Это обстоятельство словно раз и навсегда лишило его ориентиров. Он был волен отправиться куда глаза глядят. Стать кем угодно. А сейчас он только начинал писать докторскую диссертацию, был по уши в долгах, да еще с ребенком на подходе.
Беременность жены не вызвала у него протеста. Ведь он антрополог, к тому же с присущими только ему суевериями. Натан Ли не мог отрицать, что ребенок уже однажды спас ему жизнь. И имя будущего малыша, что называется, в самую точку: Грейс[2]. Имя это выбрала Лидия.
— А скажите-ка мне, друзья, — ворвался в его размышления голос специалиста по сносу зданий из Багдада. На голове инженера красовался серебристый защитный шлем. — Что заставило двух американских антропологов столь срочно отправиться в зону катастрофы? Да к тому же с единственным багажом — мешками для трупов? Если я правильно догадался, вы судебные эксперты?
Ящики с мешками для трупов, притянутые стропами к болтам в полу вертолета, занимали весь проход. По двадцать мешков в каждом ящике, экономичная модель — белый винил без ручек. Четырнадцать долларов штука. Мешки эти непредвиденным образом ускорили процедуру вылета. Сказка о миссии спасения была их зыбкой легендой. Окс взял это на себя. Платы за перевозку груза не потребовали, а статус лиц его сопровождающих повысили из любезности до первого класса. Более того, компания TWA задержала рейс аэропорт Хитроу — Афины, чтобы американцы успели сделать пересадку. Стюардесса с длиннющими ногами битый час просидела на подлокотнике кресла Натана Ли. Мол, она всегда старалась творить добрые дела. А они такие отважные. Настоящие гуманисты. На том и стоим, сказал ей в ответ Окс.
— Мы археологи, — ответил инженеру профессор. Его плечи, руки и фальстафовское брюхо, казалось, вот-вот разорвут футболку с этикеткой «Рэйзорбэкс» размером XXXL. Люди в этой части света по обыкновению ассоциировали гиганта с Всемирной федерацией рестлинга. Голос Окса перекрывал рев двигателя. — Университет Джорджа Вашингтона. Моя специализация — библейская археология периода правления Адриана и до него.
